"Порфирий Инфантьев. На другой планете (Повесть из жизни обитателей Марса) " - читать интересную книгу автора

сохраняться, как какой-нибудь консерв, совершенно не тронутым бесконечно
долгое время. На кристалле делают надпись, - кто такой, когда усыплен и
когда его следует разбудить, а затем ставят в усыпальницу. Чтобы вызвать
вновь к жизни консервированный таким образом организм, кристалл особым
образом разбивают, причем, он рассыпается на мельчайшие кусочки, а
освободившееся тело, после известных совершенных над нам манипуляций,
воскресает.
"Панорама мира" находилась также в особом здании, вернее - в огромной
обсерватории.
Уже давно-давно, еще в то время, когда наша Европа переживала
ледниковый период, марсиане изобрели особого рода телефотограф, который
дает возможность на свертке ткани, постоянно развертывающемся, непрерывно
получать изображения той планеты, на которую этот прибор направлен, и
фотографировать ее. Громадные кипы подобных свертков с изображениями, в
которых заключаются истории в лицах всех солнечных планет, хранятся,
расположенные в хронологическом порядке, в особых книгохранилищах, и всякий
желающий во всякое время может видеть любое событие, совершавшееся/
например, на нашей Земле, за сотни и тысячи лет тому назад. Для этого
соответствующий свиток навертывают на вращающийся вал и смотрят на
изображения на нем через особые оптические приборы.
Рацио, бывший нашим проводником, показал нам несколько таких живых
картин из истории нашей земной планеты. Я видел, таким образом, в этом
оригинальном кинематоскопе пещерных людей, ведущих борьбу с дикими,
допотопными животными; видел кочевые племена, населявшие в доисторические
времена нашу нынешнюю Европу; видел затем египетских фараонов, окруженных
многочисленными толпами свиты и войска, во время смотра; видел царя Давида;
видел греков в сражении при Фермопилах; Юлия Цезаря, поражаемого Брутом;
Наполеона во время Бородинской битвы и прочее, и прочее. Словно на огромной
сцене театра, исторические события, одно за другим, развертывались перед
моим глазом.
Более трех недель употребили мы с Либерией на осмотр и изучение разных
чудес, находившихся на выставке на Озере Солнца, но, разумеется, не
осмотрели и десятой доли того, на что стоило бы взглянуть. Я так увлекся
всем мною виденным, что стал почти совершенно позабывать о том, кто я, и
что мое пребывание здесь, на Марсе, только временное. К окружающим меня
марсианам я привык настолько, что стал смотреть на них так же, как смотрел
бы на людей, - их безобразие уже перестало мне казаться безобразием,
напротив, они казались мне очень милыми, ловкими и даже грациозными.
Словом, я чувствовал себя здесь как нельзя лучше, и все мои желания были
направлены к тому, чтобы побольше видеть, побольше знать.
Но вот в одно прекрасное время Рацио сообщил мне, что Пакс желает
переговорить о чем-то со мной.
- Что вам угодно? - спросил я, подойдя к телефону.
- Несчастье! - ответил Пакс. - Мой сын Экспериментус, переселившийся в
ваше земное тело, внезапно заболел. Болезнь очень серьезная. Его можно
спасти только под одним условием, если ваше "я" снова немедленно же
возвратится в свое тело; иначе ваше земное тело умрет, дух моего сына
отойдет в область неизвестного, а вы останетесь среди нас навсегда.
Это известие было для меня ударом грома среди безоблачного неба! Как
ни интересна была жизнь среди обитателей Марса, но я все-таки находился тут