"Вячеслав Андреевич Имшенецкий. Тайник комиссара " - читать интересную книгу автора

- Злишься, нечистая ты сила! - сказал громко Тимка и заколотил камнем о
камень.
Таня схватила его за руку:
- Ты что, с ума сошёл?
Но Тимка продолжал стучать. И странное дело - рысь вдруг испугалась и
спряталась в гнездо, Тимка засмеялся:
- Потопали. Теперь она с дерева не слезет. Я их замашки знаю.
В дупле опять заметалась голова рыси, засверкали её глаза. От злости
она кусала клыками край дупла, нехорошо ревела, но с дерева не спускалась.
Обходя стороной завалы, ребята быстро ушли от опасного места. Задумавшись,
Таня запнулась и, упала, но успела схватиться рукой за острый выступ скалы.
Подскочил Петька, оттащил её от края ущелья, помог встать:
- Потерпи, Таня, сейчас немного поднимемся и отдохнём.
Сгущались сумерки, и ребята торопились. Петька, уцепившись за полусухие
кусты, первым вскарабкался на ровную площадку хребта. Таня и Тимка тоже
поднялись сами, а Шурку Подметкина пришлось затягивать, он совсем ослаб.
Едва ребята успели развести костёр, как наступила ночь такая тёмная, что
Тимка не велел никому отходить от костра, мало ли что может случиться.
Оступись ногой или запнись - и полетишь в бездонное ущелье. В темноте
казалось, что оно совсем рядом, что его тёмный край начинается сразу же за
костром.
Ночь. О чём-то слегка грустит большая старая сосна, поскрипывая
ветками. Лёгкое дуновение, поднимающееся из ущелья, подхватывает искры
костра, уносит вверх, кружит их над ущельем. Языки огня, прыгая по сухим
коряжинам, озаряют лица четырех маленьких скитальцев. Стоя на коленях перед
костром. Шурка немигаючи смотрит на огонь. Тимка тоже задумчив. Он сидит
рядом с Шуркой на траве и держит в руках Петькин заряженный арбалет. Сам
Петька, отмахиваясь рукой от дыма, наносит на свою карту пройденный за день
путь.
Таня сидит на обнажённых корнях сосны и читает вслух дневник командира
Быль-Былинского.
"...Третий день бушует вьюга. Мокрый снег облепил нас с головы до ног,
так что люди походят на белых призраков, осторожно идущих вперёд. Ветер
сменился, и сразу же усилился мороз. Шерсть лошадей и наша одежда покрылись
ледяным панцирем. Чуть не случилась беда. Рудаков, идущий позади отряда,
вдруг исчез в снежной пурге, и никто этого не заметил. Случайно обнаружив
исчезновение бойца, я остановил отряд и приказал всем искать. Люди, привязав
лошадей к дереву, закрывая лица от секущего снега, двинулись на поиск.
В белой мгле, ощупывая каждый занесённый снегом валун, мы прошли метров
двести. Неожиданно справа послышался выстрел из нагана, Мулеков звал нас к
небольшому снежному холмику. Руками разгребли тяжёлый сырой снег. Рудаков
лежал, свернувшись в комочек, прижав окоченевшие колени к подбородку.
Мулеков своими маленькими руками сквозь дыру в шинели стал ощупывать
Рудакова. Он был живой - упал от усталости. Начали разминать тело руками,
растирать лицо. Когда он зашевелился, попробовали его поднять и поставить на
ноги. Но он, поджимая ноги под себя, что-то шептал посиневшими губами и
снова валился. Я едва разобрал его шёпот: "Не могу. Оставьте меня здесь".
Пробовали тащить его волоком - тяжело, потому что сами едва стояли на ногах.
На все наши уговоры он невнятно шептал: "Оставьте. Не пойду!"
- Апатия у него, - прокричал мне на ухо Мулеков. - Ему теперь всё