"Вячеслав Андреевич Имшенецкий. Тайник комиссара " - читать интересную книгу автора

читать на другой странице.
"День шестой. Нас окружают непроходимые дебри. Лошади выдыхаются.
Преследования у нас не было, а проводник почему-то торопит отряд. Вечером
подошли к бурной речке, скачущей с уступа на уступ. Странно, что проводник
название речки не знает. Берег и место, где мы остановились, мне не
понравились. Кругом нависли мрачные скалы, а впереди - бурная река. Брось с
любой скалы камень - и в отряде будут жертвы. Мы оказались словно в ловушке.
Не раздумывая, я приказал переходить речку и торопиться, чтобы дотемна
перейти. Люди зароптали. Мулеков сначала тоже возражал, говорил, что бойцы
устали и переправы могут не выдержать, а потом вдруг сам стал уговаривать
товарищей переправляться.
Переправа была, действительно, трудной, лошади, борясь с сильным
течением, скользили ногами по каменному дну. Моя лошадь попала в водоворот,
не смогла справиться с течением, и её понесло к водопаду. Она ржала, прося о
помощи. Я побежал, но, опередив меня, в воду бросился бурят Иван Тархаев с
длинной верёвкой. Конец верёвки он сунул мне в руки. Течение подхватило
Тархаева и сразу бросило в водоворот. Я, испугавшись за него, хотел тянуть
за верёвку. Но он каким-то невероятным прыжком приблизился к конской голове,
торчащей из воды. Верёвка задрожала, и мы потянули лошадь к себе. Ваня рукой
держался за перемётные сумы. Вытянули обоих едва живых. Запылали костры,
наскоро поужинав, люди крепко заснули. Мулеков, уже в который раз,
добровольно вызывался охранять ночной лагерь, но я велел ему спать. Всю ночь
я сам сидел у костра и вёл эту запись. От ночного ветерка колышутся листья
деревьев, а мне кажется, что это разговаривает кто-то на том берегу реки.
Забавно спит Мулеков. Лежит на животе, подобрав под себя руки и ноги, и в
темноте походит на зверька".
Тревожной была запись, сделанная на двух оборванных сверху страницах.
"Я подошёл к Тархаеву, наклонился, и он сказал мне на ухо: "Командир,
мы, однако, неправильно идём". "Почему ты так думаешь?" - тоже шёпотом
спросил я. Он подошёл к старой сосне: "Тут север, - он указал на голую
сторону сосны, - а мы, командир, идём совсем не туда. Мы, однако, кружим".
Чтобы не поднимать среди бойцов панику, я попросил Тархаева молчать.
Подозвали к себе Мулекова. Они заспорили. Решив уточнить маршрут, я полез в
свою полевую сумку за компасом. В сумке не только компаса, но и планшета не
оказалось! Бойцы обшарили траву, просмотрели кусты. Переправа, проклятая
переправа! "Но ведь сумка была закрыта", - сказал мне Тархаев. Какая-то
чертовщина! Из закрытой сумки на глазах у всех исчез компас и планшет, на
котором я отмечал наш путь. Я с красноармейцем Юрием Кондратьевым
переправился обратно на низкий берег. Поиск ничего не дал. Может, перед
переправой я положил их не в сумку, а по привычке в широченный карман своего
кожана и они выпали в мутную воду! Проклятая переправа! Теперь идти будем
вслепую, доверяясь только проводнику. Мулеков, обходя шагавший караван,
подошёл к моей лошади и стал поправлять сбрую. Странно, что на этот раз
лошадь от него шарахнулась. Иван Тархаев незаметно отвёл меня, в сторону..."
Дальше всё было залито, пятнами, похожими на кровь, и читалось только
два слова: "Тархаев просил..."
Что просил Тархаев, было непонятно. Таня подошла к окошечку, стараясь
рассмотреть запись. Дед Торбеев, склоняясь над берестой, наносил черным
угольком предполагаемый маршрут отряда.
- Хорёк специально водил отряд по таёжным дебрям, старался измотать