"Карл Иммерман. Мюнхгаузен. История в арабесках (барон Мюнхгаузен)" - читать интересную книгу автора

на божественное провидение, которое после короткого испытания вернуло Нас
в Наши родовые владения и ретаблировало на Нашей территории немецкую
верность и честность. Изготовили ли вы эдикт, который лишает
приобретателей доменов каких бы то ни было эсперансов на удержание
иллегально захваченного ими имущества?
- Это было моей первой заботой, - ответил тайный советник Веллей
Патеркул (*8), к которому относился этот вопрос. - Действительно, давно
пора ретаблировать у нас немецкую верность и честность.
- Меня еще не узнали, как следует, - продолжал, повышая голос, старый,
но бодрый курфюрст. - Я уже заставил однажды подметальщиков чистить улицы
в новомодных французских костюмах в поучение неженкам и петиметрам, и нет
ничего невозможного в том, что такой или подобный пассаж повторится еще
раз, если Нас будут слишком раздражать. Наш Кассель превратился при моем
управителе в распущенный вертеп, из которого исчезли всякая дисциплина и
благонравие.
К курфюрсту подошла молодая дама и сказала ему ласковым голосом:
- Не горячись, папочка, ведь ты же восстановил здесь и дисциплину и
благонравие.
После этого она и тайный советник Веллей Патеркул были милостиво
отпущены. С курфюрстом остался один только барон фон Ротшильд (*9). Он
прибыл в Кассель, чтоб подвести счета со своим августейшим клиентом,
который заявил, что не может оставить барону депонированные у него суммы
из семи процентов, а вынужден настаивать на восьми.
Этим признанием и сообщением барон фон Ротшильд был потрясен до глубины
души. Он клялся именем Авраама, Исаака и Иакова, что это разоряет его
вконец, но так как его высокий кредитор продолжал настаивать и пригрозил,
в случае отказа, взять вклад обратно, то барон, скрепя сердце, согласился
и в утешение прикинул про себя, что его банк взимает по двадцати
процентов, так что ему все же остается чистых двенадцать.
Во время этих переговоров курфюрст продолжал невозмутимо сохранять
прежнюю позу. Теперь же он распахнул окно, заглянул в ясную, звездную ночь
и сказал:
- Когда я консидерирую, что я опять в этом дворце, и сколь интересную
прибыль принесли мне тогда английские деньги за мой американский корпус
(*10), я говорю: "Ротшильд! Жив еще старый бог и не допустит до погибели".
Барон ответил несколько раздраженно:
- Почему бы не жить старому богу, если еще живет ваше высочество? И
какая может быть погибель при восьми процентах годовых?
Пока внутри дворца происходили все эти события, шесть братьев Пипмейер
рассказывали товарищам в кордегардии истории с привидениями.
Шесть братьев Пипмейер были шестью сыновьями кастеляна Пипмейера из
замка Левенбург. Этот человек, как обычно бывает с такими управителями
сеньориальных замков, держался самых лояльных взглядов и воспитал в том же
духе своих сыновей. Об этой семье можно было с уверенностью сказать, что в
семи индивидуумах билось единое гессенское сердце. Папаша Пипмейер был тем
самым человеком, который при въезде курфюрста вскочил на тумбу и,
помахивая своей уцелевшей от всех искушений междуцарствия косичкой,
кричал: "Ваша светлость! Ваша светлость! А моя висит! А моя висит!" - что,
говорят, было первой монаршей радостью престарелого властителя по
возвращении в страну. Как только эти шесть сыновей Пипмейеров, которых