"Карл Иммерман. Мюнхгаузен. История в арабесках (барон Мюнхгаузен)" - читать интересную книгу автора

из своего аромата.
- Дура ты, - разбушевался старый владелец замка, - все только думаешь о
себе и не хочешь расширять своего кругозора. Будь я похож на тебя, я не
извлек бы из сегодняшнего вечера ничего, кроме эгоистического желания
приворожить себе в петлицу Зеленого Осла. Как ты думаешь, разве твой отец
не хотел бы на старости лет иметь орден, не оказав при этом
Дюнкельблазенгейму ни одной из шести услуг? Но я не так ограничен: я
дорожу своим образованием и сегодня же вечером спрошу Мюнхгаузена о его
разных глазах и "позеленении"; мы находимся сейчас в самой гуще
удивительных и невероятных комбинаций, к тому же и учитель со своей
глупой, язвительной миной нам сегодня не мешает.



ДЕСЯТАЯ ГЛАВА

Самая короткая глава этой книги с примечанием автора

Чтобы понять этот последний разговор, необходимо сказать, пока
Мюнхгаузен не вернулся в комнату, что из многих поразительных свойств
гостя, останавливавших на себе внимание обитателей замка, два в
особенности вызывали их удивление. А именно, один глаз был у него голубой,
другой карий; это обстоятельство придавало его лицу необычайно характерное
выражение, тем более характерное, что, когда душа его была полна смешанных
ощущений, эти различные элементы его настроений отражались в его глазах
порознь. Так, например, когда он испытывал радостную тоску, то радость
светилась в карем глазу, а тоска трепетала в голубом. Вообще, голубой был
предназначен для нежных, карий же для сильных чувств.
Лицо его, как я уже описывал, было бледно с желтоватым налетом, нечто
вроде цвета пентелийского мрамора или вываренной в воске пенковой трубки,
еще не нашедшей своего курильщика. Когда он переживал аффекты, от которых
мы обычно краснеем, то по его лицу пробегал зеленый тон. Вот почему старый
барон вполне правильно употребил выражение "позеленение", и мы собираемся
им пользоваться и в дальнейшем, когда на протяжении этой истории
Мюнхгаузен будет впадать в аффекты и меняться в лице.
Вначале обитатели замка смотрели с тайным страхом на это явление.
Вскоре, однако, великие достоинства гостя и его увлекательные
повествования уничтожили боязнь, и осталось одно только острое любопытство
в отношении игры красок. Незачем говорить, что сильнее всего любопытство
проявлялось в старом бароне. Но и в этот вечер ему не суждено было его
удовлетворить. После того как он вместе с дочерью прождали довольно долго
возвращения Мюнхгаузена, вместо него вошел в комнату слуга Карл
Буттерфогель и сказал:
- Барон приказали извиниться; они никак не могут найти книги. К тому
же, - тихо и таинственно добавил он, - они взялись за свои химические
средства.
- Средства? Химические средства? - спросил озабоченно старый барон. -
Заболел, что ли, твой барин?
- Никак нет, - возразил Карл Буттерфогель, - но жизненный пурцесс у
него ослаб и пришлось применить гасы.