"Карл Иммерман. Мюнхгаузен. История в арабесках (барон Мюнхгаузен)" - читать интересную книгу автора

прибавлять большой кусок меди, хорошую порцию безумия, и только тогда
человек чувствует себя хорошо, только тогда он представляет собою фигуру,
и с ним надо считаться. Что за балда был раньше этот учитель и как разумно
он разговаривает теперь, когда у него не все дома. Жизнь - курьезная
штука, и не будь я прирожденным тайным советником Верховной Коллегии, я бы
сам за себя боялся. Но раз это так, то в голове у меня все в порядке.



СЕДЬМАЯ ГЛАВА

Барон фон Мюнхгаузен брошен на арену вышеописанных событий

Белокурая Лизбет отправилась в горы, чтобы собрать с крестьян недоимки.
Она случайно разыскала их в одном старом забытом реестре, валявшемся в
чулане среди прочего хлама. Ее приемный отец боялся пустить девочку одну в
горы, но она храбро сказала:
- Ничего со мною не будет. Я принесу деньги!
Затем она срезала себе у Эврота ивовую трость, вскинула на плечи
дорожный мешок с необходимым бельем, зашнуровала полусапожки и, надев
соломенную шляпу на удалую головку, отправилась в путь.
Однажды днем во время ее отсутствия старый барон, барышня и учитель
гуляли по запущенному французскому парку. Они не общались друг с другом,
как это обычно бывает во время таких прогулок, но предавались собственным
мыслям на разных дорожках и тропинках. Дороги вокруг замка были почти
повсюду преграждены терновником или болотом, так что тропинки парка, все
еще до известной степени прикрытые песком, были предпочтительнее для
променада. Но для того, чтобы каждый мог пользоваться полной свободой в
эти совместные часы отдохновений и чтобы не транжирить зря материал
вечерних бесед, старый барон установил на время этих прогулок, как
правило, прекращение взаимных сношений. На случай же какого-нибудь
исключения и возобновления беседы, он изобрел надежный и выразительный
способ оповещения. А именно, он писал мелом на груди каменного гения,
стоявшего перед маленькой темной беседкой с приложенным к губам пальцем и
принадлежавшего к наиболее сохранившимся статуям парка, слово
"colloquium", одно из немногих латинских слов, которое он еще помнил с
детских лет. Таким образом, как только кто-нибудь из этого общества
вступал в парк, он смотрел на грудь гения и молчал или разговаривал, в
зависимости от распоряжения владельца замка, ибо, несмотря на всю бедность
барона, его окружающие привыкли в точности руководствоваться его
желаниями.
На этот раз на груди гения не стояло никакого коллоквиума. Уже в
течение нескольких недель старый барон находился в хмуром, тоскливом
настроении, которое как раз сегодня чрезвычайно омрачилось и совпадало с
подобным же настроением учителя и Эмеренции, так что оба они были в тот
день особенно довольны наложенным на них траппистским запретом.
Обыкновенно бывает так: истинные, основные причины целого комплекса
ежедневных разочарований, сокрытые от нас, вдруг, подобно подземному
ключу, неудержимо вырываются на поверхность.
Чувства трех прогуливавшихся персон вылились в форму разговора с самим