"Анатол Адольфович Имерманис. Гамбургский оракул ("Мун и Дейли") " - читать интересную книгу автора

общения для всех случаев жизни, когда сказать нечего или надо сказать так
много, что лучше ничего не говорить. Мэнкуп и Ловиза молчали, с притворным
интересом всматриваясь в необъятную пустыню ночного города, в сверкающий
мираж бесчисленных огней. Это было полное недоговоренности, внешне
спокойное, внутренне стеснительное молчание людей, среди которых оказался
лишний. Людей, выключивших телефон и занавесивших окна, чтобы остаться
вдвоем, но по неосмотрительности забывших запереть дверь. Хозяева с
вынужденной вежливостью показывают так некстати нагрянувшему гостю коллекцию
драгоценного фарфора, а в действительности их интересуют лишь ползущие с
убийственной медлительностью стрелки часов.
Несомненно, на этом молчании лежал также отпечаток не учтенного
проектировщиками психологического эффекта, который башня оставляла на всех
без исключения посетителях. Даже Дейли, которому в эту минуту совершенно
нечего было скрывать, если не считать отяжелявшего правый карман гонорара за
оказанную негритянке услугу, чувствовал себя как после визита к
рентгенологу.
- Башня-исповедальня! - пробормотал он про себя.
- Вы что-то сказали? - спросил Мэнкуп.
- Разговаривал сам с собой. Рекомендую. Испытанное средство сохранять в
обществе молчальников видимость оживленной беседы.
- Извините меня. - Мэнкуп усмехнулся. - Очевидно, все дело в высоте.
Чем выше люди поднимаются над землей, тем молчаливее становятся. Высоко в
горах человек больше разговаривает с природой, чем с себе подобными.
- Все может быть, - пробормотал Дейли. - Кто о чем думает. Я, например,
о том, что папа римский круглый дурак. А директор нашего Федерального бюро
расследований - еще больший. Если уж вырывать у людей их сокровенные грехи и
секретные замыслы, то надо сажать в такую башню, а не в душную исповедальную
кабину или мрачный застенок.
- Оригинальная идея, - принужденно засмеялась Ловиза.
Дейли, опершись на перила, глазел на световой калейдоскоп чужого
города, от которого рябило в глазах. Голова кружилась, скулы непроизвольно
подергивались в приступе нервной зевоты.
- О чем вы думаете, господин Дейли? - неожиданно спросила Ловиза.
- Подыскиваю в уме первую жертву для предложенной мною современной
исповедальни.
- И кого вы наметили? - Она улыбнулась. - Уж не меня ли?
Освещенные улицы разбегались во все стороны. Площади полыхали звездным
сгустком. По этому, словно опрокинутому на землю, зодиакальному миру
растекались млечные пути шоссейных дорог. Спиральная галактика заполненной
звездной пылью окружной автострады кружилась каруселью в светящемся
круговороте автомобильных фар.
- Вы не знаете нашу Ло! - с небольшим опозданием среагировал Мэнкуп. -
От нее вы в лучшем случае добьетесь признания в любви.
- О нет! - Ловиза тряхнула волосами. - Тогда я уж лучше готова
признаться во всех свершенных и замышляемых грехах.
- А ведь действительно, - задумчиво произнес Мэнкуп, - заприте человека
на трое суток в этой световой клетке - и он выложит всю свою подноготную. Не
могу себе представить ничего страшнее. На четвертый день он или сойдет с
ума, или признается в самом страшном преступлении - даже если не совершал
его. Святая световая инквизиция.