"Анатол Адольфович Имерманис. Гамбургский оракул ("Мун и Дейли") " - читать интересную книгу автора

- Господин Ваккер любопытный человек, - задумчиво произнес Мэнкуп. -
Недавно он хвастался, что одевает половину Сенегала.
- Поскольку весь их туалет состоит из набедренной повязки, это не так
уж много, - рассмеялся Дейли.
- Все в этом мире относительно. При Гитлере он радовался даже сотне
марок.
- Для еврея по тем временам исключительное везение, - заметил Мун.
- Да нет, Ваккер чистокровный ариец. Но одного большого носа было
вполне достаточно, чтобы дрожать за свою жизнь. И знаете, чем по вечерам
занимается этот процветающий фабрикант? Запирается в уединенном кабинете
своего роскошного особняка, включает проекционный аппарат и день за днем
смотрит все те же хроникальные ленты. Однажды я присутствовал. Это было,
пользуясь терминологией моего деда, жутко и прекрасно. Жутко для меня,
прекрасно для господина Ваккера. Тысячи и тысячи знамен со свастикой,
бушующий океан факелов, плачущие от восторга мужчины, женщины с
исступленными лицами, протягивающие своих младенцев. По узкому коридору
медленно движется открытый автомобиль. А в нем, вознесенный над миллионной
толпой, еле видный за плотной стеной штурмовиков - Гитлер. Неподвижный, с
поднятой рукой, не человек, а божество. И люди в молитвенной истерике ломают
друг другу ребра, чтобы увидеть эту руку, которая дарит им Великую Германию.
Грандиозно, величественно, неповторимо... Большой нос моего друга Ваккера
даже покраснел от еле сдерживаемых слез. Я ему сказал: "Но фабрики у вас
тогда все же не было?" Он высморкался и тихо ответил: "Человек жив не хлебом
единым..."
- Ты говорил достаточно долго, пора и выпить, - напомнил скульптор.
- За то, чтобы нам везло. Хотя бы с носами, - улыбнулся Мун.
- Я бы сформулировал тост немного иначе, - поправил Мэнкуп. - За такой
нос, который помог бы немцам понять, что их снова собираются угощать все
теми же гнилыми овощами. - Он поднял стакан.
Баллин случайно задел его руку, стакан разбился, Мэнкуп рассеянно
стряхнул осколки с мокрых брюк.
- Вы порезались? - спросил Мун, видя, что тот поморщился.
- Пустяки! - отмахнулся Мэнкуп, пряча руку в карман.
Мун был единственным, кто обратил на это внимание. Остальные с
любопытством разглядывали текстильного коммерсанта. Было трудно поверить,
что этот терпеливо восседающий в одиночестве человек способен на какие-либо
эмоции.
Внезапно Ваккер вскочил, машинально вытер салфеткой рот, бросил ее на
пустую тарелку и с сияющим видом помахал рукой. Предводительствуемые
секретаршей Ваккера, мимо продефилировали спутники Муна и Дейли по самолету.
В обществе марокканцев неожиданно оказалась знакомая африканка. Экзотические
гости с достойной меккских паломников торжественностью шествовали по
террасе, и лишь помятые нейлоновые ресницы секретарши и смазанная на губах
помада свидетельствовали, что гости отнюдь не святые. Увидев Дейли,
негритянка улыбнулась, многозначительно повертев свисавшими с обнаженных
шоколадных плеч жемчужинами. Дейли сорвался с места и подскочил к ней. Но
секретарша была на страже. Ледяным голосом объяснив, что это полуофициальный
дипломатический прием, она попросила его отойти в сторону. Текстильный
коммерсант извиняющимся жестом развел руками: мол, друзья господина Мэнкупа
и его друзья, но ничего не поделаешь, друзья друзьями, а дела делами.