"Анатол Адольфович Имерманис. Гамбургский оракул ("Мун и Дейли") " - читать интересную книгу автора

загадочная нация в мире. Нас долгое время считали народом мыслителей, а мы
оказались великолепными организаторами научно разработанного, математически
обоснованного метода массового уничтожения. Нас когда-то чествовали как
народ музыкантов, а мы возгордились высокой пропускной способностью
крематорных печей... Вместо того, чтобы набивать брюхо сытными обедами и
подсчитывать доходы от экспорта, нам следовало бы разобраться в этом
удивительном конгломерате баховских фуг и кровавой скотобойни, гётевского
единоборства человека с дьяволом и геббельсовских речей. Нам нужны скептики,
охотники за микробами, которые не пострашатся проникнуть на самое дно
парадокса по имени немецкая душа... А вместо этого мы надеваем на
германского сфинкса намордник демократии и воображаем, что он тем самым
превратился в ручного пса...
Блондин допил свое пиво и, дождавшись официанта, расплатился. Он ни
разу не взглянул больше в сторону Мэнкупа. Все же Мун с облегчением
вздохнул, когда увидел его удаляющуюся прямую спину. Для него, спокойно
отражавшего самые яростные нападки, Магнус Мэнкуп был не политическим
оппонентом, а воплощением всего самого ненавистного ему. Тысячи подобных
фанатиков, несомненно, желали смерти Гамбургскому оракулу. Не могли не
желать, ибо он глумился над их богами.
- Нам пора! - напомнила Ловиза.
Мэнкуп очнулся от раздумий. Абстрактная работа мысли, молчаливое
продолжение высказанных вслух мучительных проблем, придававшие его лицу
отчужденную неподвижность, внезапно оборвались.
- За твой сегодняшний дебют, Ло! - Тон был веселый, но Муну почудилась
в нем наигранность.
Ловиза протянула свой бокал, но внезапно отдернула руку.
- Не могу, - сказала она со странным выражением.
- Чего не можешь? - усмехнулся Мэнкуп.
- Пить больше не могу. - Она отстранила бокал и встала.
- Сценическая лихорадка, - объяснил Баллин. - У меня такое же состояние
перед выходом каждой новой книги. Мужайся, Ло. Это не так страшно, как
кажется... За тебя! За нас всех! За Магнуса! За мудрость и бесстрашие!
- Вот именно! - Мэнкуп засмеялся. - Самое важное - смело выйти на сцену
и вовремя уйти, не запутавшись в занавесе. - Он подозвал официанта.
Между ним и Дейли завязался спор, кому платить. Художница, быстро
закончив второй портрет, подошла к столику. Оказалось, что она делала их для
продажи. Скульптор даже не стал с ней разговаривать. Магда с видимым
сожалением отдала рисунок обратно, сославшись на то, что не захватила с
собой денег.
- Хотя бы несколько марок! - Чувствовалось, что художница с трудом
удерживается от откровенной мольбы.
- Давайте сюда! - Положение спас человек неопределенной наружности, с
розовым, свежевыбритым лицом и торчавшим из кармана блокнотом. Заплатив не
торгуясь, он скрылся с обоими портретами.
- Кто это? Зачем ему понадобился мой портрет? - Магда сказала это то ли
польщенным, то ли обиженным тоном.
- Не только твой, - пробурчал скульптор. - Так что напрасно надеешься,
что он оправит его в золото и повесит над изголовьем. Это Фредди Айнтеллер,
зоркое око "Гамбургского оракула".
- Не может быть, - засомневалась Магда. - Магнус, слышишь? Твои