"Анатол Адольфович Имерманис, Гунар Цирулис. Квартира без номера " - читать интересную книгу автора

немецко-фашистскими оккупантами на территории Латвии.

Даугавиет ехал молча. Он улавливал каждое выражение протеста, впитывал
каждое слово гнева и ненависти. В мыслях его они связывались друг с другом,
превращались в пламенные призывы к борьбе. Слова простых людей давали
неиссякаемый материал для листовок. А в этих листовках народ черпал силы для
тяжелой борьбы с оккупантами. Разве мог бы Янис так смело шагать вперед,
если б не чувствовал, что за ним идут тысячи простых людей. Закаляясь в беде
и страданиях, эти люди постепенно превращаются в бойцов неисчислимой армии
народного сопротивления.
Когда машины въехали на территорию товарной станции, Даугавиет понял,
почему оккупантам так спешно понадобилась рабочая сила. Станцию недавно
бомбили. Боясь повторения налета, фашисты спешили разгрузить уцелевшие
вагоны.
На товарную станцию согнали жителей со всех концов города. Среди
развалин и обломков сновали люди. Странно выглядели металлические остовы
вагонов, колеса без платформ, опрокинутый паровоз. Какой-то состав,
очевидно, был гружен химикалиями: к горькому чаду пожарища примешивалась
отвратительная едкая вонь, напоминавшая запах сероводорода.
Мрачная картина разрушения явно обрадовала привезенных сюда людей. Их
лица оживились, то и дело слышались насмешливые замечания...
Из здания управления вышел немец в штатском. Обменявшись несколькими
словами с офицером, он повел колонну к третьему пути. Находившийся там
состав весь уцелел, за исключением последнего вагона, который стоял недалеко
от разбомбленного паровоза. Осколок пробил в крыше этого вагона большое
отверстие и наполовину разворотил стену. Мелкие клочья бумаги, похожие на
осыпавшиеся цветы яблони, устилали землю.
Бумага! Быть может, здесь удастся пополнить запасы для типографии?
Доставать бумагу становилось все труднее и опаснее.
Когда офицер начал разделять людей на группы, Даугавиет нарочно встал
так, чтобы остаться у полуразбитого вагона. Вместе с ним оказался человек, у
которого в Саласпилсе убили жену.
Двери вагона со скрежетом раздвинулись. Проявлять особое усердие,
работая на фашистов, никому не хотелось, но все же люди спешили разгрузить
вагон, потому что стремились как можно скорее попасть домой.
Только молодая мать не двигалась с места. С бессильным отчаянием она
думала об оставшемся дома младенце. Пальто ее было расстегнуто. На груди
сквозь тонкое ситцевое платье просачивалось молоко. Офицер схватил ее за
локоть.
- За работу! Марш туда! - И он указал в конец состава.
Женщина вырвалась и кинулась к штатскому, надеясь хоть у него найти
сочувствие.
- Отпустите меня! Умоляю вас, мне надо кормить ребенка! - Она показала
руками, какой он маленький.
Штатский внимательно выслушал ее, затем ответил на ломаном латышском
языке:
- Понимайт, все понимайт. Абер вам тоже надо понимайт: для фюрер и
фатерланд ни один жертв не есть достаточно велик.
Женщина наконец поняла, что в сердцах этих зверей тщетно искать
человечности. Точно слепая, шатаясь, побрела она к вагону. Даугавиет поманил