"Владимир Ильин. Профилактика" - читать интересную книгу автора

Вот и сейчас, обтекая мою будку с двух сторон, как волны обтекают
огромный булыжник, торчащий над поверхностью реки, шли и шли люди.
Бесконечные вереницы каменных лиц, пустых глаз и несмолкаемое шарканье
подошв по бетонному полу. Каждый день они проходят мимо меня - молодые и
старые, мужчины и женщины, поодиночке, парами и целыми семейными выводками -
и никто из них не удосуживается задержать на мне свой взгляд, словно я не
существую. Я для них - лишь придаток к эскалатору. Причем, с их точки
зрения, такой же ненужный, как карман для собаки. Да что я? Для пассажиров
все работники метрополитена, начиная от машиниста в кабине поезда и кончая
контролером пропускного пункта, - винтики одной огромной махины, которые,
во-первых, разглядеть невозможно ввиду их ничтожных размеров, а, во-вторых,
и разглядывать-то незачем, поскольку главное все-таки - Машина, которая
доставляет их с одного конца города на другой.
За полгода этой, самой тяжелой за время моего трудового стажа, работы я
научился платить им той же монетой. Не замечать. Не вглядываться в толпу. Не
видеть различий в лицах.
Обычно у меня это неплохо получалось. Но платой за это были приступы.
Собственно, это я называл их так, будто речь шла о каком-нибудь тяжкой
болезни. А в психологии, насколько мне известно, подобное состояние
характеризуется как глубокая депрессия. Депресняк, как выражается Масяня.
Не знаю, почему, но в такие моменты на меня накатывает острое ощущение
бессмысленности и бесполезности всего, что меня окружает. Какой-нибудь
стихоплет изрек бы по этому поводу нечто вроде: "Тугой петлей тоска сжимает
сердце" - пошло, но, в принципе, верно... Потому что не хочется ничего
делать и жить тошно. "Бывают дни, когда опустишь руки, и нет ни слов, ни
музыки, ни сил..." - а если это случается несколько раз за день, что бы вы
тогда сказали?
И тогда с пронзительной четкостью и ясностью к тебе приходит понимание
того, что жизнь твоя не удалась с самого начала и что она будет пустой, как
огромная голая равнина до самого горизонта, и что так будет еще много-много
лет, пока ты не сдохнешь, наконец, от этой беспредельной тоски и пытки
бессмысленностью.
Ну почему я такой, почему?!
Сколько раз я уже твердил себе, тщетно сражаясь с очередным приступом,
что надо жить, как все. Тупо, бодро и радостно. Ходить на работу. Гнаться за
сиюминутными удовольствиями. Жрать все подряд, пить водку и ухлестывать за
противоположным полом. Не потому, что это тебе нравится, а потому, что все
вокруг делают это.
Не помогало. Или помогало, но ненадолго.
Самое страшное - что других лекарств у меня не были. Алкоголь,
наркотики, смена обстановки - все это было не для меня. Друзей нет. Из всех
родственников - только сестра, да и той я не нужен, поскольку у нее теперь
своя семья: муж-урод и дети-оболтусы.
Оставалось лишь одно - временно забиться в себя, заползти в дальний
уголок своего "эго", как раненый зверь в нору, и переждать, пока приступ
пройдет.
Но сейчас меня скрутило по-настоящему.
Я вяло покосился на часы.
Еще целых пять часов этой пытки!
А ведь по инструкции мне полагается не просто сидеть, тупо созерцая