"Явдат Ильясов. Заклинатель змей " - читать интересную книгу автора

оглушит всю округу. И невдомек несчастному: чем больше он будет жрать, тем
больше будет жиреть - и скорей попадет под нож.
Извечная опора великой черной силе, именуемой ненасытной человеческой
жадностью, и обдуманно, неустанно угнетающей вольную мысль с тех пор, как
она появилась, - благонамеренный, послушный закону, так сказать,
"порядочный" человек: с тем, кто выше, - тошнотворно-угодливый, с тем, кто
ниже, - тупо-нахрапистый, злобный, скупой, стяжатель.
Отца родного готов он по миру пустить, глотка воды не даст он в засуху
соседу - и учит его, как надо жить. Ну их всех к черту! Пусть от холеры
вымрут. И вымрут, видит бог, поголовно, если не вылезут из своих зловонных
луж и не окунутся в проточную чистую воду".
...Он думал, что больше никогда никому не улыбнется. Но ошибся,
конечно: ему довелось еще улыбаться, смеяться и хохотать. Жизнь берет свое.

Ибрахим дал сыну денег на дорогу, присовокупив к ним родительские
наставления, причем наставлений - куда больше, чем денег: "Береги монету
пуще глаза! Где нужно израсходовать дирхем, трать всего полдирхема".
Загремел барабан, завопила труба, сзывая отъезжающих, и Омар, в слезах
распростившись с родными, отправился с мервским караваном в далекий
неведомый путь.
- Дум, дум, дум! - задумчиво и печально бьется впереди на гордой шее
головного верблюда из сильной породы - нар большой медный колокол. Он так и
называется - дум-дум.
- Лук-лак, лак-лук! - бездушно брякает колокол поменьше, да еще
испорченный, на груди замыкающего верблюда из менее сильной породы - лук.
А между ними, по всему каравану, разноголосо заливаются колокольчики и
бубенцы на тяжело навьюченных рабочих животных, одногорбых и двугорбых.
Длинная редкая цепь каравана состоит из отдельных звеньев по три-четыре
верблюда, на каждое звено приходится один погонщик. Между звеньями - охрана
на лошадях, путники в скрипучих повозках.
Нестройный, далеко разносящийся звон веселит привычных к нему
погонщиков. Но Омару от него не по себе, - как от похоронного перезвона
христианских греческих церквей, - их было еще немало в Хорасане.
Он, конечно, не может не думать о стране, где ему предстоит теперь
жить.
Судьба Заречья (Мавераннахра) неотделима от судьбы Хорасана. Оба
входили когда-то в государство Ахеменидов, древних персидских владык, и
наравне подверглись нашествию краснолицего Искандера, - любителя выпить,
царя столь же буйного, сколь и ученого. Много столетий спустя они подпали
под власть мусульманских завоевателей, после вошли в состав блестящей
державы саманидов, бухарских правителей. Саманиды перестали подчиняться
халифату и зажили самостоятельной жизнью.
Затем появились тюрки. Правда, и раньше, уже давно, они мало-помалу,
капля за каплей, струйка за струйкой, проникая из дальних восточных степей,
оседали здесь. Но теперь они хлынули мощной волной.
Помнит Омар, старики пожимали плечами: откуда берутся все эти новые
ханы, султаны? Какое имеют они отношение к Ирану и Турану? Кто их тут знал?
Кто их звал, кто их здесь избирал? Бог весть. И еще изволь их почитать...
А было так. Великий мракобес, халиф правоверных, не примирившись с
утратой богатейших восточных областей, Хорасана и Заречья, подстрекнул