"Александр Иличевский. Бутылка (Повесть о стекле)" - читать интересную книгу автора

треба.
Украинка она у меня, червовая дива - красива-ая, - ну, як панночка
прямо. Брал я ее из Житомира - на конференции в Киеве познакомился: была она
на заработках - горничной в столичной гостинице. А теперь вот одна по
квартире моей - родительской - шастает. А может, и не одна, не знаю... Поди
уж и карточки мамины со стен в сервант запихала.
Однако ж забыть ее никак не могу, как ни силюсь. Сроднилась она мне, не
то что - я ей: чужой совсем придурок. Думал недавно: собаку купить -
подружиться с песиком, развеяться - да вот сам бездомный, куда я щенка
приведу, а с собой таскать - утомится бедняга.
А подумать - деревня она у меня деревней: сельская жительница,
малоросска - ей бы яблоками на базаре торговать, а тут нате: прописка в
столице, трехкомнатная хатенка на Плющихе. Да еще мужнины сбереженья -
хватит года на три сплошного шика.
К тому ж, говорю, мужа-то самого похоронила заживо...
На самом деле, говорю, я ее даже жалею - она от глупости такая злая.
Бедненькая она, неграмотная почти - половину слов по радио не понимает:
как раз от нее-то я и говор такой перенял придурочный - vox populi, не
отделаюсь никак. Да и не хочу, если честно: из любви, из памяти, что ли.
Да-а, вздыхаю, была червовая, стала червленой.
И еще хлебаю из халявы. Хлебаю - и вдруг чую: разобрало меня хуже
некуда. Понимаю, что вру-завираюсь, а стоп себе сказать не хочу - не потому,
что вздумал пожалеть себя, а потому, что слишком я себя ненавидел все это
время.
Очнулся я от себя, смотрю, на соседей по лавке - Барсун вроде проникся:
хлопнул напарника по лопатнику, где сердце, - кричит:
- Наш человек, наш мальчик!
- А я, - чуть он не прикусил мне ухо, - семь лет оттрубил профессором
филологии в Лумумбе, слыхал про контору такую? А теперь вот - накося:
бухгалтер!
Тут я смотрю: а Барсун-то - в стельку. Как насчет второго биндюга, не
знаю: молчит он все; а этот уж как пить дать.
Барсун тем временем - вроде как от болтовни моей - обмаслился, раскис
совсем, мне шепчет:
- А я, понимаешь, пять лет по Соссюру лингвистику читал,
Леви-Стросса, Якобсона, Бахтина, как братишек, люблю и - во как уважаю!
Тут второй бандюган достает три четверти "Абсолюта перцового" -
красивая такая, тонкого стекла и цены высокой водка, - одно плохо: только
четверть в ней кристально плещется, - и строго так одергивает напарника:
- Ты что-то, Петька, совсем забурел. На вот - сполосни от рыбы ладошки,
морду побрызгай. - И давай лить водку на щебень, я аж поперхнулся.
Помыли они руки, умылись - и собираются уходить. Встали, оглядели
лавку - не забыть бы чего. На меня не смотрят - нечего смотреть ведь.
Тут сзади из кустов к ним еще трое в шимпах, победней, подходят - и
встали в сторонке. Пригляделся - стоят тихо и в карманах щупают, катают
нечто, что ли.
Ну, думаю, сейчас начнут палить. И тихо так, не раскланиваясь,
пригибаюсь и в сторонку отгребаю понемногу - без внезапных движений.
А Барсун мне:
- Цыц! С нами пойдешь. Море пить будем. Правда, Петь, ведь наш