"Илья Ильф, Евгений Петров. Тоня" - читать интересную книгу автора

было чудесно. Зашел на минутку военный атташе, и все, кроме, конечно,
Говорковых, принялись дразнить его, спрашивая, какое звание будет ему
присвоено.
- Да вот жду, - отвечал атташе. - Сам еще не знаю, кем буду.
- Наверно, в комбриги метите?
- Хорошо, если полковника дадут, - с усмешкой отвечал атташе. - Вы,
товарищи, как видно, не представляете себе, что такое полковник. Это
громадный чин по моим годам. Полковник в тридцать шесть лет! Мне нравится.
Вечеринка была настоящая московская. Гости сели за стол, на который
было выложено все, что нашлось в доме. И совсем уже по-московски стояли
бутылки с нарзаном. В перерыве между танцами Говорков, томно опустившись на
диван, раздавил две граммофонных пластинки. И так же, как и в Москве, целый
час стояли в передней, прощаясь, говоря друг другу: "Так вы захаживайте!" -
"Обязательно". - "Да и вы к нам, смотрите".
Ночью у Тони началась рвота. Утром приехал доктор и сказал, что Тоня
беременна.
Тоню уже на вчерашней вечеринке все называли Тонечкой, а когда
распространилось известие о ее беременности, то окончательно полюбили ее.
Костя, начавший работу шифровальщика, сидел в своей шифровальной
комнате по целым дням и лишь изредка забегал домой, чтобы поцеловать Тоню
или наговорить ей какой-нибудь ласковой чепухи. Но Тоня не скучала.
На второй день вашингтонской жизни жена советника, Марья Власьевна,
большая, немного грустная женщина, повезла Тоню в Маунт-Вернон смотреть
домик Джорджа Вашингтона.
Проехав по мосту тихую и широкую реку Потомак, они очутились на
многополосной бетонной дороге, которая проходила мимо больших выхоленных
парков. Светилась подстриженная трава лужаек. По обе стороны дороги низко
над землей шли барьеры из волнистых необработанных древесных стволов. Тоню
поразило это нарочитое и элегантное сочетание предельно гладкой поверхности
бетона с грубыми, покрытыми корой, сучковатыми барьерами, как бы
напоминавшими о жизни первых английских пионеров в девственной стране.
На этой дороге особенно поражала тишина. В обе стороны с большой
скоростью неслись колонны автомобилей. Но не слышно было сигналов и
тарахтенья моторов. Только ветер влетал в открытое окно и доносилось
граммофонное шипенье. Это терлись шины о шероховатую поверхность бетона.
По дороге Марья Власьевна расспрашивала Тоню об ее жизни в Москве. Она
узнала все про расфасовочную фабрику, где Тоня работала, про ее подруг и про
знакомство с Костей. Оказалось, что Тоня никогда не выезжала из Москвы,
любила ходить в театр, играла роли в драматическом кружке и даже хотела бы
стать актрисой. Тоня окончила только школу-семилетку. Она любит
художественную литературу, но "Как закалялась сталь" еще не успела прочесть.
Так мало произошло событий в жизни Тони, что за полчаса езды до усадьбы
Вашингтона она успела рассказать о себе все.
Марья Власьевна посмотрела на дом Вашингтона с плохо скрытым
равнодушием. Когда кто-нибудь приезжал в Вашингтон на один-два дня, его
всегда возили в Маунт-Вернон, и делала это обычно Марья Власьевна как самая
добрая.
Вокруг прославленного дома среди цветников толпились туристы с кодаками
на животах и, опустив головы, щелкали затворами. Тоня с Марьей Власьевной
обошли маленькие комнаты с навощенными полами, где тускло блестела старинная