"Камил Икрамов. Скворечник, в котором не жили скворцы (Повесть для старшекласников)(про войну)" - читать интересную книгу автора

сказал я, а хотел сказать, что Москва - столица, что в ней Кремль, заводы,
исторические памятники.
Но тетя Лида прервала меня.
- Фриц! - сказала она. И посмотрела на меня точно так, как смотрела
на Андрея Глебовича, когда он говорил "самое пикантное".
Фриц - это я. Тетя Лида гордилась тем, что почти тринадцать лет назад
уговорила моих родителей назвать меня в честь Фридриха Энгельса. Я родился
в один день с Фридрихом Энгельсом, только на сто восемь лет позже - 28
ноября 1928 года.
- Посмотрим, что же осталось из нашего движимого имущества, - сказал
Андрей Глебович и вышел из щели.
Я вылез вторым и сказал:
- По-моему, осталась только ваша кровать.
Ее было хорошо видно. Вся покореженная огнем, она висела на
фундаменте. Без сетки, без никелированных шариков. От моей кушетки и
следов не осталось.
- Вот здорово! - сказал я. Я хотел сказать, что это удивительно,
какая все-таки великая сила - огонь.
Но тетя Лида опять одернула меня:
- Фриц!
Мне мое имя и до войны не нравилось, а теперь и совсем было некстати.
Фашистов звали Фрицами и Гансами. Если бы меня звали Гансом, можно было бы
законно переделаться под Ваньку, но Фрица не переделаешь. Галя звала меня
теперь Федей, но Андрей Глебович сказал, что Федя - Федор, Теодор, но
никак не Фридрих. Тетя Лида сказала, что это справедливо.
А разве справедливо было назвать меня Фрицем, когда в нашем роду ни
одного немца не было! Вот у того же Андрея Глебовича бабушка была немка -
я видел ее фотографию, - и то Андрея Глебовича не назвали Фрицем.
Мы все пошли к пепелищу. Соседние дачи тоже догорели. Но начался
рассвет, и все было видно. Смотреть-то, по правде говоря, было не на что.
- Андрей, - сказала Доротея Макаровна, - я не помню, наша дача
застрахована?
Доротея Макаровна, как говорили люди понимающие, была самая красивая
женщина в нашем большом московском доме. Эти понимающие люди говорили, что
"все при ней".
Губы у нее были красивые, и она их красила, это точно. Раньше она
была артисткой оперетты, а Андрей Глебович тоже работал там в оркестре -
играл на флейте. Потом, когда он изобрел чудо-печку, оба бросили театр.
- От войны, Дора, никто не застрахован. В этом, если хочешь, самое
пикантное, - мягко сказал Андрей Глебович.
И тетя Лида на этот раз не заметила слов-паразитов.
В эту ночь я стал еще больше уважать Андрея Глебовича. Он стойко
держался. Тетя Лида, хотя и была в гражданскую войну переводчицей в
Красной Армии, сильно вздрагивала, когда на станции стреляли зенитки. Галя
сидела, обхватив мать руками, и ойкала. А Андрей Глебович совершенно не
боялся. Между тем я точно знал, что он никогда в армии не служил из-за
того, что один глаз у него совсем не видит.
- Ты так спокоен, - нервно заметила Доротея Макаровна, - будто у тебя
три таких дачи.
"И правда, - подумал я, - до чего он спокоен!"