"Алексей Алексеевич Игнатьев. Пятьдесят лет в строю (мемуары)" - читать интересную книгу автора

Ивановича. Все состояние он оставил второму сыну моего дяди - Павлу
Николаевичу Игнатьеву, известному в ту пору министру народного
просвещения. Неожиданно свалившимся богатством мой двоюродный брат
воспользоваться, однако, не успел - произошла Октябрьская революция.
Павел Николаевич дожил свой век в далекой Канаде.
Дом бабушки - особняк в Петербурге на набережной Невы - в годы моего
детства был для всей семьи каким-то священным центром. В этом
доме-монастыре нам, детям, запрещалось шуметь и громко смеяться. Там
невидимо витал дух деда, в запертый кабинет которого, сохранявшийся в
неприкосновенности, нас впускали лишь изредка, как в музей. Кабинет
охранял бывший крепостной - камердинер деда, Василий Евсеевич,
обязанностью которого было также содержание в чистоте домовой церкви и
продажа в ней свечей во время богослужения.
В церковь допускались только дети и внуки бабушки, а в виде исключения -
Юша со своими двумя сестрами, старыми некрасивыми девами, щеголявшими в
ярких шелках из Лиона. К семейным воскресным обедам Нечаевы, впрочем, не
допускались. На эти обеды обязаны были являться три семьи: старшего брата,
Николая Павловича,- семеро человек детей, сестры его, Ольги Павловны
Зуровой,- семеро детей, и младшего брата, нашего отца, Алексея Павловича,
-пятеро детей. Всего за стол садилось двадцать шесть человек. Явка не
только к обедне по воскресеньям, но также и в субботу ко всенощной как для
малых, так и для больших была обязательной. В церкви у всех были свои
определенные места: старшая семья, Николая Павловича, стояла направо, а
наша, младшая, налево. В таком же строгом порядке подходили все к кресту.
После семьи шли служащие: буфетчик, выездной лакей - красавец Герман,
красивший свои бакенбарды, пьяница швейцар, кучер, две старые горничные и
последним Василий Евсеевич. Пели в церкви за особую плату четыре солдата
ближайшего Павловского гвардейского полка. В этом патриархальном мирке,
который мы все называли Гагаринской по названию набережной, смирялась даже
кипучая натура моего дяди Николая Павловича.
Когда-то Николай Павлович Игнатьев был гордостью семьи, а закончил он
жизнь полунищим, разорившись на своих фантастических финансовых авантюрах.
Владея сорока именьями, разбросанными по всему лицу земли русской,
заложенными и перезаложенными, он в то же время, как рассказывал мне отец,
был единственным членом государственного совета, на жалованье которого
наложили арест.
Все, впрочем, в этом человеке было противоречиво. Блестяще окончив
Пажеский корпус, получив по окончании Академии генерального штаба большую
серебряную медаль, что являлось большой редкостью, Николай Павлович, не
прослужив ни одного дня в строю, сразу был послан военным атташе в Лондон.
Здесь, при осмотре военного музея, он "нечаянно" положил в карман
унитарный ружейный патрон, представлявший собой в то время военную
новинку. После этого, конечно, пришлось покинуть Лондон. Вскоре, в 1858
году, Николай Павлович мчится на перекладных в далекую Бухару. Оставляя
свой небольшой казачий конвой, он не задумываясь идет в качестве посла
"белого царя" на прием бухарского эмира...
В 1860 году, двадцати восьми лет от роду, в чине полковника, он выступает
представителем России в совместной с французами и англичанами экспедиции в
Китай. Перед стенами Пекина он уговаривает союзников пойти на мирные
переговоры с китайцами... Назавтра он уже самый молодой генерал-адъютант в