"Шамиль Идиатуллин. Татарский удар " - читать интересную книгу автора

Олимпиец, пробормотал понятливый Кравченко, погромче сказал "Пока" и
ушел. Мучительно хотелось, пока есть время, лично изучить Кремль. Но вместо
этого пришлось час шляться по центральной пешеходной улице Баумана.
Большинство кафе на ней работало почему-то только с 10.00, a McDonald's
Кравченко презрительно миновал. Так что перекусывать пришлось стоя рядом с
лоточницей, по-студенчески - сосиской в булке и кофе из бумажного
стаканчика. Руки он вымыл в фонтане, бившем из толстых бронзовых лягушек, и
протер наодеколоненным платком, не пожалев по такому случаю подаренный женой
Farenheit. Дисциплина превыше удобств.
Москва сразу и категорически велела не светиться до последнего и не
дергаться. Его задача сводилась к минимуму: морочить голову настоящим
журналистам и после начала операции не допускать никого из них, да и вообще
никого, к резиденции Магдиева. Кравченко так и делал, и первые пять минут
все было хорошо: пока он отвлекал первого из подошедших щелкоперов,
"бетовцы" мгновенно нейтрализовали и запихнули в будочку обоих милиционеров,
а сами просочились на территорию дворца. Кравченко проводил их до вестибюля,
который москвичи проскочили не задерживаясь. Секунду постоял у порога,
пытаясь непривыкшими к полумраку глазами разобрать, что торчит из-под
массивного стола с мониторами, на который обычно, судя по всему, наматывался
второй слой охраны. Сначала мозги застопорило, потом он понял, что это
просто локоть, обтянутый светлым рукавом. Со второго этажа, куда убежали
"бетовцы", не раздавалось ни звука.
Уже у ворот Кравченко вспомнил, что забыл вставить наушник, исправил
упущение и немного успокоился. Шла нормальная работа, ребята сухо говорили:
"Джеф, справа", "Вижу. Всё", "Целы? Вперед. Третий этаж, потом по галерее".
Иногда барабанные перепонки не колебали, а тупо давили непонятные беззвучные
толчки - узконаправленные микрофоны не брали звуков, приходивших более чем с
двадцати сантиметров. Реплики стали отрывистыми, послышалось пыхтение,
перебиваемое междометиями и невнятным бормотанием: "Куда, ссука... Н-на!
Тихо-тихо-тихо, всё... Сдохни". И через секунду: "Сука, Дрон, горняк, всё. В
голову. С собой?" - "Нет. Потом. Вперед, вперед". Снова запыхтели, и кто-то
громко сказал: "Бля, да где он?" "Назад, - скомандовал Женя, "Джеф",
которого Краченко уже различал по голосу. - На втором этаже малый зал, туда,
каждый по-своему".
Тут он отвлекся на беседу с журналистами и на первого своего
собеседника, шутника-блондинчика, направившегося к воротам. Но все прошло
гладко. Звуковой фон тем временем стал совсем непонятным. "Джеф, сюда, здесь
степняк", - сказал кто-то. Женя оглушающе рявкнул: "Форсируй, что как
девочка!" Возмущенная акустика резко убрала уровень звука, и с полминуты он
не слышал вообще ничего, кроме нежного эльфийского шепотка. Потом все вообще
затихло. Кравченко полез было проверить разъемы уоки-токи, замаскированного
под плеер, но тут раздался перекатывающийся грохот - наверное, по микрофону
одного из волкодавов прошлись складки одежды. Кравченко перекосило, и он
вскинул руку к голове - выдернуть наушник.
И тут Витька Семенцов рявкнул - как нестриженым ногтем в мозг: "Чинк!
Мешкан! Не тот дом!" Кравченко развернулся к воротам и увидел, как группа
выскочила сразу из двух дверей дворца, и Витя с Женей, а с ними еще один
"бетовец" бросились к воротам - все с пистолетами в руках. Семенцов, едва
заметив Кравченко, что-то заорал и ткнул "береттой" куда-то вправо. Опять
оглушил наушник, а левое ухо на громовом фоне просто спасовало. Но и без