"Колин Харрисон. Манхэттенский ноктюрн" - читать интересную книгу автора

ТВ-станций, получила ее раньше меня. Или она наводит скуку. Или устарела.
Или, если услышу: Хромайте отсюда, мистер Репортер. Еще раз явитесь, вышибу
вам мозги!" Или сведения касаются кого-то из моих друзей. Или у кого-то есть
знакомства в руководстве мэрии или в полицейском управлении: "Эй, как тебя,
Рен, послушай, тут такое дело: я слышал, тот малый рассказал тебе что-то,
какую-то историю, так он просто сбрехнул". Или все так запутано, что ничего
не выкинешь и не впихнешь в тридцатидюймовую колонку. Читателям газет нужны
горяченькие новости и сплетни о знаменитостях из раздела светской хроники, а
потом по порядку: спортивный раздел, объявления о продаже автомобилей и
биржевая страница. У них нет времени копаться вместе со мной в человеческой
душе, скрупулезно отделяя один мотив от другого. Им требуется пузырек
дешевых чернил и дешевая сенсация, и они это и получают.
Есть, разумеется, и еще кое-какие вещи, которые я никогда не доверю
бумаге: это все, что касается лично меня. То есть я хочу сказать,
действительно касается. Мои читатели очень удивились бы, ведь для них я не
больше, чем мнение о чем-то, отношение к чему-то. Некто, задающий вопросы,
лицо с фотографии с раз и навсегда застывшим выражением: безмятежная маска
всезнайства и уверенности в себе, ничего общего не имеющая с лицом, которое
вытягивается от удивления, застывает от страсти, тает от удовольствия,
выражает то бешенство, то отчаяние и напоследок - неизменно искажается
состраданием.

С чего начинается любая печальная история? Когда вы ничего такого не
ждете, смотрите в другую сторону, думаете о других проблемах, обычных
проблемах. В это время, в прошлом январе, в городе, забитом грязными
сугробами, снегоуборочные машины, ворча и охая, тащились по уличной слякоти;
люди покупали билеты в Пуэрто-Рико, на Бермуды - куда угодно, лишь бы
избавиться от холода, засевшего в костях, и тягомотины манхэттенской жизни.
Был понедельник, а значит, на мне висел обзор в завтрашней утренней газете.
Так что, хочешь не хочешь, а надо было собраться и выдать что-нибудь вроде
того, как один из защитников "Никсов" промазал с девяти метров. Я, как
обычно, уже до одури навыдувал немыслимое количество пузырей из жвачки и
вылакал литр кока-колы, стараясь не замечать боли в руках, измученных
многолетним печатанием на машинке. И все-то приходится выставляться в этой
игре, поддерживать знакомства со знаменитостями, стараться обскакать ребят с
ТВ, делать вид, что в тебе есть то, чего нет в обычных репортерах, поскольку
многие из них мечтают о своей колонке, которая, по их мнению, будет лучше
твоей! (Моя точно была лучше, когда я только начинал.) Ребятам, вроде Джимми
Бреслина (он уже завоевал прочное положение), не о чем беспокоиться. А я
вообще нервный, волнуюсь из-за всего и ничего не принимаю на веру. В свои
тридцать восемь я достаточно стар, чтобы добиться славы, и достаточно молод,
чтобы заниматься пустяками. Мое правило в жизни, да и в работе: стараться не
напортачить. Мировой принцип, и я, как мне кажется, от него не отступаю.
Все, о чем я хотел здесь рассказать, началось немного позже, вечером
того же дня, мне ничего не стоило бы избрать отправной точкой моего рассказа
роскошный светский раут, где много смокингов и наручных часов за десять
тысяч долларов, где элегантно одетые личности с удовольствием обсуждают
недавнее бормотание председателя Федерального резервного банка или
внутреннюю политику в отделе хроники Эй-би-си. Однако подобные сборища не
слишком похожи на обычно посещаемые мною места. Ведь я большей частью