"Игорь Христофоров. Работорговец ("Русские рабыни" #1) " - читать интересную книгу автора

классах. Спица уже третий год сидела в восьмом, а Ирину определили в
одиннадцатый, хотя и это она считала недоразумением. В школе-то она уже
закончила свой одиннадцатый, закончила всего с двумя четверками,
выбивающимися из ровного ряда пятерок, ей оставалось сдать выпускные
экзамены, но забрал ее патруль именно в день перед первым из них --
сочинением по русскому языку, чтобы потом, словно в издевку, заставлять ее
писать десятки сочинений-объяснительных на совершенно маразматическую тему.
На вечерней линейке Ирина не видела, но чувствовала затылком взгляд Спицы и
очень боялась ночи. Ожидание расправы разорвало ночь на мелкие клочки. Она
то спала пару минут, то с испугом по полчаса ловила малейший шум: всхлипы,
бормотания, скрип панцирных сеток, удары дождевых капель по оцинкованным
подоконникам.
И все-таки цех ей понравился больше всего в колонии.
Ирине, как не умеющей работать на швейной машинке, сразу дали простое
поручение -- настилать на огромные синие столы белое полотно для раскройки.
Осмотревшись, она сразу поняла, что и здесь, на производстве, существовала
своя иерархия. В цехе были свои "спицы"-бугры, которые под отсутствующими
взглядами контролеров, воспитателей и мастеров из вольнонаемных подремывали
над замершими машинками, пока пахари по соседству умудрялись за минуту
обстрочить две наволочки -- как бы за себя и за "того парня", точнее,
девушку. Самая низшая каста, среди которой явно выделялись девочки с
отклонениями в психике, носила уже готовые наволочки по проходам, сметала
лоскуты, бумажки, мусор и вообще вела себя так, словно она существует сама
по себе и никакого отношения к другим не имеет.
Засмотревшись за одной из таких девочек, у которой на голове горели
рыжие, точно надраенная медная проволока, волосы, Ирина неожиданно получила
пинок в плечо. Она удивленно повернула голову и тут же отпрянула от слишком
близко наплывшего на нее округлого, с азиатскими скулами лица.
-- Будес на ние сыматлеть, убью! -- громко прошипела голова сквозь
стрекот машинок. -- Ана -- мая! Поняла?
Ирина ничего не поняла, но испуг заставил ее кивнуть.
Голова отплыла. Коренастая кривоногая девица грубой мужской походкой
подошла к рыжеволосой, что-то сказала ей на ухо, сочно поцеловала в губы и
пошла к своей швейной машинке.
-- Конышева, твоя очередь! -- крикнули из угла цеха.
Ирина понятливо кивнула, подошла к опустевшей грузовой тележке и с
грохотом покатила ее перед собой в сторону склада. Налегая грудью на
стальную трубу ручки, вырулила на лестничную площадку, на которой почему-то
не было перил, ударом тележки растворила ободранные двери склада и уже
привычно, поскольку делала это второй раз, крикнула:
-- Ткань для третьего цеха!
Две крепкие курносые девчонки в цветастых платках молча загрузили
тележку отмотанной с огромной бабины белоснежной тканью и так же молча ушли
в глубь склада. Здесь, в колонии, у каждой была какая-то своя таинственная
жизнь и, как поняла Ирина, самым большим преступлением считалось желание
узнать хотя бы часть этой тайной жизни у другого.
Она с трудом развернула груженую тележку. Часть ткани повело вправо,
и Ирина, чтобы удержать ее и не дать упасть на пыльный, густо усеянный
обрывками ниток пол, схватила за край ткани, потянула всю стопку к себе, а
потом, чтоб еще ловчее удерживать эту качающуюся белую башню на ходу,