"Игорь Христофоров. Работорговец ("Русские рабыни" #1) " - читать интересную книгу автора

-- Да, или сучьей, -- гордо сказала Грибанова, хорошо понимающая, что
в этом зэковском термине -- скорее бессилие перед властью в колонии, чем
издевка. -- А эти последние веяния...
Она резко обернулась и начала говорить одной Артюховой:
-- Эти послабленческие веяния -- только от нашей вялости,
бесхарактерности и всей этой гадости, что называется демократией и которую
несет оттуда ветром, -- пальцем показала она в окно, за забор колонии. --
Демократия в российском варианте -- это вседозволенность, бардак, развал,
упадок нравов и как следствие -- та яма, в которую мы все погрузились...
-- Да, вот еще, -- прервал горячую речь Грибановой следователь, --
среди воспитанниц есть такие, кто сидит за убийство?
Злой взгляд Грибановой наткнулся на скучающее лицо следователя. Ей он
не подчинялся и мог не сидеть истуканом и выслушивать великие мысли.
-- Есть, -- обиженно ответила Грибанова, вернулась на свое место,
грузно села и тут же подвинула по лакированному столу три папки в сторону
следователя.
Тот ловко перехватил их, вскинул удивленные глаза, но спросить ничего
не успел.
-- Вообще-то убийц -- четыре, сказала она то, что следователь,
видимо, уже знал. -- Но одна -- детоубийца. Она... она своего ребенка в
роддоме задушила... Но она девочка тихая...
-- А эти? -- открыл верхнее личное дело следователь, и на него с
фотографии свирепо взглянуло округлое азиатское лицо: щели вместо глаз,
плоские скулы, сплющенный нос. Если бы не знал пола, подумал бы, что
мужчина.
-- По-разному, -- уклончиво ушла от ответа Грибанова, посмотрела на
часы, из тесной камеры которых вот-вот должна была вырваться на волю
кукушка, и подняла с места Артюхову и подполковника-режимщика: -- Пора
вести воспитанниц на обед.
Те пошли из кабинета с облегчением. Первым -- подполковник, который
женщин вообще считал недоразумением жизни и никогда, и ни при каких
условиях дорогу им не уступал. За ним -- хмурая, осунувшаяся Артюхова.
Пристальные глаза следователя проводили ее широкую крестьянскую спину
до двери, ощупали плотные ягодицы, бедра, которые чуть ли не рвали при
ходьбе измятую сзади юбку цвета хаки, скользнули к пяткам и с недовольством
наткнулись на закрывшуюся створку двери. Нет, в колонии ему уже определенно
нравилось, и он даже подумал с досадой, что какое-нибудь ЧП здесь могло бы
произойти и раньше.
-- Скажите, -- оборвала его мысли, бредущие где-то по двору колонии
вслед за Артюховой, Грибанова, -- у вас есть версия?
Говорить следователю явно не хотелось, но и не ответить он не мог.
-- Есть... Но я бы не хотел затрагивать тему догадок. Все-таки
существует тайна следствия...
-- Вы уйдете, а нам тут жить, -- укорила его Грибанова. -- Возможно,
мне самой нужно что-то предпринять?
-- Ни в коем случае! -- Румянец со щек следователя хлынул на все
лицо. -- Ничего не делайте! У меня есть в руках нити...
-- Соперницы Исакевич? -- все-таки хотела подробностей Грибанова.
-- Возможно, но...
-- Я сумею сохранить тайну.