"Нина Храброва. Мой Артек " - читать интересную книгу автораблизко. Но он уже сел в машину, уехал... Да если это и не он - не беда, тот
был таким же, и чем больше на свете таких лейтенантов, тем лучше жизнь - надежнее фронт и крепче мир... Лето мы прожили в бывшем воронцовском имении с красивым названием Серебряные Пруды: зеленый оазис в степи, парк, девять, проточных прудов... И словно непрерывные грозы, глухие раскаты фронта. Сталинградский фронт изо всех сил сдерживал фашистов, они прорывались к станции Арчеда, к железнодорожному узлу Фролова, и был он от нас в 35 километрах. На грузовиках стоявшего рядом эвакогоспиталя мы уехали в беспечный город Камышин, где не было светомаскировки, где в городском саду играл духовой оркестр и - уму непостижимо! - танцевали пары. Той же ночью на, Камышин обрушилась страшная бомбежка... И вот на поездах и на теплоходах мы едем далеко-далеко, туда, где не может быть войны, и 11 сентября 1942 года оказываемся на Алтае, в опустевшем (тоже опустевшем!) санатории Белокуриха. Где только я не побывала в послевоенные годы - даже на другой стороне Алтайского хребта, в Монголии. Даже в другом полушарии - на Кубе. Только на мой Алтай, в Белокуриху любимую не удавалось попасть. А этот горный кряж, этот лесной край был так добр к нам и так красив, что забыть его нельзя, он скоро уже сорок лет все тянет к себе как магнитом, приглашает письмами юных краеведов. Нельзя больше откладывать. Вот соберусь - и поеду... На Алтае наш артековский образ жизни окончательно устоялся. Хотя шатким его нельзя назвать даже в те недели и месяцы, когда мы были на колесах: все были заняты делом - работали для самих себя, чтобы никого не отвлекать. Работали и для фронта. завтрак, школа или работа, обед, у младших - абсолют, у старших - работа, ужин, свободное время, линейка, сон. Линейку и гимнастику даже в поезде пробовали проводить, в коридоре вагона, только не вышло - падали. В 10-12 слов укладывается наш распорядок дня, но сколько всего за этой схемой! Пытаюсь "вынуть" из прошлого несколько разных артековских дней. Теперь уже в деталях. 20 июня 1941, Крым, Артек Просыпаюсь, словно из глубокого тумана вылезаю, на стене вижу в нарядной золоченой раме картину - реалистическое, тонко выписанное море безропотно размещает пенное кружево в ограниченности золотых рамок. Сквозь волны легких занавесей-"маркиз" пробивается розово-золотой свет, красивыми полосами ложится по потолку, по легкому пикейному одеялу. Застреваю взглядом на затейливой лепке потолка, позолоченного пропущенным сквозь кисею занавесы солнцем. Ой, нет, не может быть... И все-таки все правда. Да, это все со мной происходит. Только вот жить всегда во дворце - нет, не хотела бы. Встаю, бужу свою соседку, вожатую, приехавшую со мной, симферопольскую караимку Рузю. Она поворачивает ко мне сонное лицо, и я шарахаюсь в ужасе: что случилось с красавицей Рузей?! Лицо красное, опухло как подушка. - Что с тобой?! - трагическим шепотом спрашиваю я. - Москиты, - плаксиво говорит Рузя, - как я к ребятам выйду?! - Куда уж тебе к ребятам, - говорит с соседней кровати Тася Пантюшкина, |
|
|