"Нина Храброва. Мой Артек " - читать интересную книгу автора

близко. Но он уже сел в машину, уехал... Да если это и не он - не беда, тот
был таким же, и чем больше на свете таких лейтенантов, тем лучше жизнь -
надежнее фронт и крепче мир...
Лето мы прожили в бывшем воронцовском имении с красивым названием
Серебряные Пруды: зеленый оазис в степи, парк, девять, проточных прудов... И
словно непрерывные грозы, глухие раскаты фронта. Сталинградский фронт изо
всех сил сдерживал фашистов, они прорывались к станции Арчеда, к
железнодорожному узлу Фролова, и был он от нас в 35 километрах.
На грузовиках стоявшего рядом эвакогоспиталя мы уехали в беспечный
город Камышин, где не было светомаскировки, где в городском саду играл
духовой оркестр и - уму непостижимо! - танцевали пары. Той же ночью на,
Камышин обрушилась страшная бомбежка...
И вот на поездах и на теплоходах мы едем далеко-далеко, туда, где не
может быть войны, и 11 сентября 1942 года оказываемся на Алтае, в опустевшем
(тоже опустевшем!) санатории Белокуриха.
Где только я не побывала в послевоенные годы - даже на другой стороне
Алтайского хребта, в Монголии. Даже в другом полушарии - на Кубе. Только на
мой Алтай, в Белокуриху любимую не удавалось попасть. А этот горный кряж,
этот лесной край был так добр к нам и так красив, что забыть его нельзя, он
скоро уже сорок лет все тянет к себе как магнитом, приглашает письмами юных
краеведов. Нельзя больше откладывать. Вот соберусь - и поеду...
На Алтае наш артековский образ жизни окончательно устоялся. Хотя шатким
его нельзя назвать даже в те недели и месяцы, когда мы были на колесах: все
были заняты делом - работали для самих себя, чтобы никого не отвлекать.
Работали и для фронта.
Вот схема военного артековского дня: подъем, гимнастика, линейка,
завтрак, школа или работа, обед, у младших - абсолют, у старших - работа,
ужин, свободное время, линейка, сон. Линейку и гимнастику даже в поезде
пробовали проводить, в коридоре вагона, только не вышло - падали.
В 10-12 слов укладывается наш распорядок дня, но сколько всего за этой
схемой!
Пытаюсь "вынуть" из прошлого несколько разных артековских дней. Теперь
уже в деталях.

20 июня 1941, Крым, Артек

Просыпаюсь, словно из глубокого тумана вылезаю, на стене вижу в
нарядной золоченой раме картину - реалистическое, тонко выписанное море
безропотно размещает пенное кружево в ограниченности золотых рамок. Сквозь
волны легких занавесей-"маркиз" пробивается розово-золотой свет, красивыми
полосами ложится по потолку, по легкому пикейному одеялу. Застреваю взглядом
на затейливой лепке потолка, позолоченного пропущенным сквозь кисею занавесы
солнцем. Ой, нет, не может быть... И все-таки все правда. Да, это все со
мной происходит. Только вот жить всегда во дворце - нет, не хотела бы.
Встаю, бужу свою соседку, вожатую, приехавшую со мной, симферопольскую
караимку Рузю. Она поворачивает ко мне сонное лицо, и я шарахаюсь в ужасе:
что случилось с красавицей Рузей?! Лицо красное, опухло как подушка.
- Что с тобой?! - трагическим шепотом спрашиваю я.
- Москиты, - плаксиво говорит Рузя, - как я к ребятам выйду?!
- Куда уж тебе к ребятам, - говорит с соседней кровати Тася Пантюшкина,