"Роберт Говард. Крылья в ночи ("Соломон Кейн") " - читать интересную книгу автора

рукопашной, то даже такой боец, как Соломон Кейн, которого сам сэр Фрэнсис
Дрейк называл "девонширским королем клинка", не смог бы в одиночку выстоять
против целого племени. И тут уж ему никоим образом не помог бы волшебный
посох, потому что его противниками являлись обыкновенные человеческие
существа.
Солнце неутомимо совершало свой дневной путь, осталась далеко за
спиной деревня с ее неразгаданной тайной смертей. На плато царила мертвая
тишина. Зловещее безмолвие даже не нарушали птичьи трели, Кейну лишь раз
довелось увидеть мелькнувшего в кронах безголосого ару. Единственными
звуками, пожалуй, были шорох листвы на ветру да далекий перестук тамтамов.
Надо сказать, сам Кейн двигался совершенно бесшумно, ступая подобно
гигантской хищной кошке.
И вдруг взгляд англичанина выхватил среди деревьев нечто, заставившее
сердце колотиться чаще.
На его пути встал Ужас. Короткая перебежка, и пуританину открылось
омерзительное зрелище, вынудившее даже этого видавшего виды человека
содрогнуться от ужаса. Посредине большой поляны торчал столб, к которому
было безжалостно прикручено то, в чем с большим трудом можно было опознать
человеческое существо.
В какие только переделки не попадал Кейн за свою нелегкую жизнь. Ему
довелось влачить полуголодное существование будучи прикованным к тяжелому
веслу турецкой галеры, надрываться на тростниковых плантациях в арабских
колониях, драться с краснокожими дьяволами Нового Света, узнать крепость
бича из воловьих жил в застенках испанской инквизиции. Так что он по
собственному печальному опыту знал, какими злобными демонами могут
оказаться люди. Но теперь и он замер в ужасе, едва сдерживая тошноту.
Самым страшным были даже не раны сами по себе, а тот факт, что эти
человеческие останки еще жили. При его приближении поднялась упавшая на
истерзанную грудь изуродованная голова и из лишенного губ рта вырвался
надрывный всхлип. Заслышав шаги англичанина, изуродованный негр забился в
судорогах ужаса, надсадно засипел и, казалось, что-то попытался отыскать в
небе пустыми глазницами. Постепенно он затих, неестественно напряженный,
словно в ожидании новых мук.
- Не надо меня бояться, - обратился к несчастному на диалекте речных
племен Кейн. - Я не причиню тебе зла. Я - друг!
Честно говоря, пуританин не надеялся, что его слова дойдут до
изувеченного человека, однако они нашли отклик в угасающем, полубезумном
рассудке негра. Тот разразился нечленораздельным безумным бормотанием,
слова перемежались всхлипами и проклятиями. Он говорил на наречии,
родственном языку речных племен, поэтому пуританин смог его понять. Из слов
обреченного англичанин уяснил, что тот уже много лун томится у дьявольского
столба, который он называл Столбом Скорби. Видимо, рассудок чернокожего не
перенес ужасающих мук, выпавших на его долю, и тот сошел с ума, потому что
все время твердил про каких-то злых тварей, сходящих с неба, чтобы
удовлетворить свои бесчеловечные прихоти. Наверное, таким способом в его
поврежденном мозгу запечатлелись образы племени неведомых мучителей. Их
названия - акаана - Кейн раньше никогда не слышал.
Однако вовсе не загадочные акаана привязали бедолагу к Столбу Скорби.
Израненный страдалец бессвязно бормотал про жреца Гору, затянувшего
веревки, чтобы они врезались в тело (Кейн подивился, что воспоминание об