"Роберт Говард. Тень Вальгары" - читать интересную книгу автора

к утру покрывались белым налетом инея. Но турки по-прежнему окружали город -
Сулейман сидел в своем великолепном шатре и ждал, когда же, наконец, падет
хрупкий барьер, вставший на пути его могучего войска. Никто, кроме Ибрагима,
не осмеливался говорить с султаном: расположение духа Великого Турка было
мрачнее, чем черные тучи, наползавшие с северных холмов. Ветер, завывавший
вокруг шатра, казалось пел погребальную песню завоевательским амбициям
Сулеймана.
Ибрагим, пристально наблюдавший за перепадами настроения своего
повелителя, понял, что настала пора привести в действие тайный план. После
очередной тщетной атаки, длившейся с рассвета до полудня, он отозвал
янычаров и велел им отступить в разрушенные пригороды для отдыха. Потом
Главный визирь вызвал доверенного лучника и приказал выпустить в строго
определенное место за крепостной стеной помеченную стрелу.
В тот день больше не предпринималось ни одной атаки: турки до темноты
перетаскивали свои пушки от ворот Картнера к северной стене. Теперь
следовало ожидать наступления с этой стороны, и потому большая часть
защитников Вены переместилась туда. Но так ничего и не случилось, и какой бы
ни была причина, солдаты радовались передышке - они валились с ног от
усталости, теряя последние силы из-за кровоточащих ран и недосыпания.
Этой ночью огромная рыночная площадь перед дворцом эрцгерцога бурлила:
в погребах одного богатого еврейского купца солдаты обнаружили огромный
запас вина. Купец надеялся извлечь тройную выгоду, продав припрятанное вино,
когда все остальные жидкости в городе кончатся. Не обращая внимания на
гневные крики офицеров, разгоряченные солдаты принялись выкатывать из
погребов на площадь огромные бочки и вскрывать их. Сальм решил не
вмешиваться в ситуацию. Пусть лучше напьются, чем свалятся с ног от
усталости и отчаяния, рассудил старый вояка и заплатил еврею из своего
кошелька. К вожделенным бочкам со стен спускались все новые солдаты и тут же
присоединялись к общему веселью, оставляя горожанам лишь незавидную роль
наблюдателей.
Пьяные крики и песни вскоре слились в единый нестройный, но мощный хор,
к которому изредка примешивались случайные выстрелы какой-нибудь пушки,
мрачно диссонировавшие с этой безумной праздничной атмосферой площади.
Готтфрид фон Кальмбах в очередной раз опустил свой шлем в бочонок и,
наполнив его до краев, поднес к губам. Погрузив усы в вино, он отхлебнул
добрый глоток и вдруг увидел поверх ободка шлема знакомую фигуру. Готтфрида
вновь захлестнуло острое чувство обиды.
Рыжая Соня, по-видимому, приложилась уже не к одному бочонку - ее
наголовник съехал на одно ухо, рыжие волосы в беспорядке разметались по
плечам, а в глазах сверкали безумные огоньки.
- Ха! - презрительно крикнула она, увидев, что Готтфрид смотрит на
нее. - Да это же великий покоритель турок, и его нос, как всегда, в бочонке!
Дьявол бы побрал всех выпивох на свете!
Она опустила серебряный, с драгоценными камнями, кубок в бочку и,
наполнив его до краев, осушила одним глотком. Готтфрид опустил шлем и мрачно
уставился на нее.
- Ты что глаза-то таращишь? - развязно продолжала Рыжая Соня. - Я что,
по-твоему, должна на тебя любоваться? Хорош красавчик, в ржавой кольчуге и с
пустым кошельком! По мне даже Пауль Бакиш сходит с ума! Так что проваливай,
пьянчуга, безмозглый пивной бочонок!