"Ник Хорнби. Логорея" - читать интересную книгу автора

блестящей прозы, не в силах оторваться, даже чтобы поплавать или глотнуть
воды. От этой фантазии я излечился несколько лет назад, когда целую неделю
наблюдал за женщиной на другой стороне бассейна, читавшей мой первый роман,
"Hi-Fi". На свою беду, отдыхал я с сестрой и ее мужем, который без устали
комментировал все происходящее - остроумно, честно и не делая скидку на наши
родственные связи. "Ты погляди, она все время ерзает". "Ха! Да она ж
заснула! И не в первый раз!" "Я с ней поговорил вчера в баре. Боюсь, умом
она не блещет". Однажды она отбросила книгу и ринулась куда-то со всех ног.
"Она уже видеть этого не может!" - смаковал победу мой зять. Я был только
рад, когда она дочитала мой роман и принялась за "Гарри Поттера", или
детские комиксы, или что там у нее было.
Я склонен полагать, что Джонатан Летем, отойдя от первого эстетического
шока, не стал бы недовольно морщиться, глядя, как я читаю его "Бастион
одиночества", сидя у бассейна. Зачитавшись, я не вставал с шезлонга, я
вообще практически не мог шевелиться. Я так хотел прочитать его роман до
возвращения домой, что первая половина месяца началась с жуткой неразберихи.
Происходило все примерно так: "Быть Джоном Макэнро", "Пора остановиться",
"Бастион одиночества". Только я взялся за небольшую книжку Тима Адамса про
знаменитого теннисиста Джона Макэнро, как по почте пришел "Бастион", и я
засел за него, но поскольку книга оказалась очень хорошей, в моем вкусе, я
решил оставить ее на время отпуска и сначала дочитать про Макэнро. Но книжка
эта оказалась слишком маленькой, и мне надо было за чем-то скоротать время
до отпуска, поэтому я и перечитал "Пора остановиться" (которая, в свою
очередь, оказалась слишком длинной, и до "Бастиона" я смог добраться лишь на
третий день недельного отпуска).
В прошлом месяце я читал много Сэлинджера, и он упоминается во всех
трех этих книгах. Тим Адаме вспоминает, как читал "Выше стропила, плотники",
стоя в очереди за билетами на матч Макэнро на Уимблдонском турнире в 1981
году; у семнадцатилетнего Адамса была такая теория: он считал Макэнро
"современным Холденом Колфилдом, у которого нет ни возможности, ни желания
взрослеть... который вечно обрушивал свой гнев на лживых важных людей -
судей на линии, организаторов турнира с рациями". Позже он напоминает, в
какую школу ходил Макэнро - это была школа-пансион Бакли Кантри,
"построенная по тем же принципам, что и школа Пэнси". А Фрэнк Конрой тем
временем учился в средней школе № 6 имени Сэлинджера. (Кстати, книгу Адаме
написал великолепную. Остроумную и глубокую. К тому же он легко и без
претензии говорит о спорте. А еще Адаме написал очень "английскую" книгу - о
поединке Макэнро с самим турниром, с Англией того времени. Он увидел в
теннисисте странное, но точное отображение эпохи Маргарет Тэтчер. Вот моя
любимая фраза Макэнро, которую я раньше не слышал: "Я так отвратителен, что
вам не стоит на меня смотреть. Все вон!")
А потом, начав читать "Бастион одиночества", я обратил внимание на этот
отрывок: "Самым мастерским ударом считался тот, после которого мяч перелетал
через ворота дома напротив. Казалось, у Генри такой удар получался всегда,
когда он только хотел, и для всех оставалось загадкой, каким образом у него
этот удар иногда не выходит". Сравните с этим отрывком из "Симор: Введение":
"Но главный козырь заключался в том, чтобы мячик летел высоко и стукался о
стенку противоположного дома, так чтоб никто не мог его перехватить, когда
он от этой стенки отскакивал. "...· А Симор почти всегда выбивал очко, когда
участвовал в этой игре. Когда другие мальчишки нашего квартала выбивали