"Дрянь погода" - читать интересную книгу автора (Хайасен Карл)

16

Ровно в девять утра 31 августа привлекательная брюнетка с двумя карликовыми таксами на руках вошла в филиал «Барнет-Банка» в Хайалии и открыла счет на имя Нерии Г. Торрес.

Для удостоверения личности женщина предъявила просроченную справку о регистрации машины и пачку промокшей корреспонденции. Банковский служащий вежливо осведомился, нет ли водительских прав, паспорта или другого документа с фотографией. Женщина ответила, что все, даже самые важные ее документы, включая водительские права, унесло ураганом. Дальнейшие расспросы невероятно расстроили даму, а ее собачки принялись подвывать и лаять. Одна вырвалась и заметалась по залу, цапая за ноги посетителей. Чтобы успокоить ситуацию, служащий согласился принять регистрационную справку как удостоверение личности. Его тетушка лишилась во время шторма всех иммиграционных документов, так что объяснения миссис Торрес звучали правдоподобно. Для открытия счета дама вручила клерку стодолларовую купюру и сказала, что днями положит крупную сумму, полученную по страховке.

– Вам повезло, что все так быстро уладилось, – заметил служащий. – Моей тете страховая компания все нервы вымотала.

Дама сказала, что у нее договор со «Среднезападным Ущербом».

– У меня чудный оценщик, – добавила она.

Когда Эди Марш пересказала все Фреду, он в ответ лишь иронично дернул губой. В нынешних скорбных обстоятельствах комплименты ему были нужны, как таксам пятая нога.

Эди, Щелкунчик и две шумные сардельки поселились в номере Фреда. Никакого другого жилья в радиусе шестидесяти миль достать не представлялось возможным, поскольку гостиницы были забиты под завязку семьями без крова, спасателями, строителями, журналистами и страховщиками. Фред Дав попал в ловушку. К страху ареста за подлог прибавилась боязнь, что позвонит жена, а к телефону подойдет Эди или Щелкунчик, или завоют дурацкие собаки и он, Фред, изобретет объяснение, которому не поверит ни одна разумная женщина в Омахе, штат Небраска.

– Гляди веселей! – сказала Эди. – С банком все устроилось.

– Хорошо, – вякнул оценщик.

От напряжения последних дней он стал комком оголенных нервов. По тесному номеру мотался взвинченный Щелкунчик, накачиваясь водкой и грозя пристрелить тявок из громадного черного пистолета, который он якобы стянул у полицейского.

Не удивительно, что я на пределе, думал Фред.

Паршивое настроение усугублялось тем, что соседство Щелкунчика и собак в крохотном номере не оставляло никаких шансов на близость с Эди Марш. Хотя неизвестно, откликнулся бы Фред на сексуальное приглашение: губительное вмешательство Щелкунчика в последнее соитие давало себя знать, и негодяй не переставал насмехаться над красным презервативом.

Еще серьезно тревожила склонность Эди к насилию – обескураживающая сцена с монтировкой выжглась в памяти Фреда, как тавро. Он боялся, что эта пара может в любой момент прикончить друг друга.

Эди легла к Фреду на кровать.

– Ты переживаешь, – сказала она.

– Да, и сильно, – ответил оценщик.

Задрав ногу, Щелкунчик расположился в кресле вплотную к телевизору. То и дело он тщетно отгонял Доналда с Марлой и орал, чтоб они, мать их за ногу, заткнулись.

– Салли Джесси, – шепнула Эди.

Фред вздохнул.

На экране баба в чудовищном желтом парике устроила сцену щербатому ханыге мужу – мол, он отодрал ее младшую сестру. Муженек и не думал отпираться, а заявил, что это был лучший бабец в его жизни. Сестра (тоже в ужасном парике и с неполным набором зубов) тотчас проверещала, что не насытилась. Салли Джесси вздохнула в бессильном негодовании, зрители в студии заулюлюкали, а Щелкунчик испустил воинственный клич, от которого собаки снова зашлись лаем.

– Если будут звонить, не подходи к телефону, пожалуйста, – сказал Фред.

Разъяснений Эди не потребовалось.

– У тебя дети есть? – спросила она.

– Двое, – ответил страховщик, – мальчик и девочка. Он ждал, что Эди продолжит расспросы – сколько лет, в каком классе и тому подобное. Но подруга интереса не проявила.

– Выше нос, ну! – сказала она. – Думай о поездке на Бимини.

– Послушай, я хотел…

Щелкунчик рявкнул через плечо:

– Эй вы? Я, между прочим, тут, на хрен, телик смотрю!

Эди кивнула на ванную. Фред оживился, предвкушая тихий минет или что-нибудь в этом роде.

Но Эди всего лишь хотела спокойно поговорить. Оба умостились на краю ванны, Эди погладила Фреда по руке и сказала:

– Выкладывай, милый. Что тебя мучит?

– Значит, компания высылает мне чек…

– Так.

– Я отдаю чек тебе, и ты кладешь его в банк.

– Все верно.

– А потом?

Эди заговорила, нарочито разделяя слова, словно учитель, вдалбливающий предмет исключительно тупому ученику:

– Потом, Фред, я через пару дней снова прихожу в банк и разношу деньги на три разных чека по сорок семь тысяч каждый. Все как договорились.

Фред не поддался ее снисходительному тону:

– Не забудь про сто долларов, которые я дал, чтобы открыть счет.

Эди смахнула его руку со своего колена, словно таракана. Господи, что за мелочный говнюк!

– Да, Фредди, я особо пригляжу, чтобы в твоем чеке значилось сорок семь тысяч сто долларов. Все в порядке? Тебе полегчало?

Оценщик печально хрюкнул:

– Полегчает, когда все закончится.

Эди не стала рассказывать Фреду о звонке настоящей Нерии Торрес, чтобы не спугнуть.

– Что хорошо во всей этой затее, – сказала она, – никто не может кинуть других. Я замазана перед тобой, ты – передо мной, и мы оба можем вылить кучу дерьма на Щелкунчика. Потому-то все гладко и проходит.

– Я ужасно боюсь его пистолета, – пожаловался Фред.

– Ничего не поделаешь. Придурок балдеет от оружия.

В дверь ванной в безумной манере ополоумевших барсуков заскреблись Доналд и Марла.

– Пошли отсюда, – сказала Эди. – А то Щелкунчика переклинит.

– Сумасшедший дом!

Эди машинально притянула голову Фреда к своей груди.

– Не тревожься, – сказала она, и оценщик мгновенно перенесся в теплую благоухающую долину, где не может произойти ничего дурного.

Вдруг за дверью грохнул выстрел, залаяли собаки и благим матом взвыл Щелкунчик.

– Господи! – воскликнула Эди.

Фред зарылся лицом в расщелину ее грудей.

– Что нам делать? – обреченно спросил он.

Я умер или вижу сон, решил Авила.

Потому как пригвожденный к кресту должен испытывать боль сильнее. Даже если прибита лишь одна рука, заболит так, что мать твою в душу. Наяву я бы орал во все горло, а сейчас обвис, как промокший флаг, и, чувствуя тупую боль, гляжу на…

Конечно, это сон.

Потому что во Флориде львы не водятся. А это чудище – вполне взрослый африканский лев. Царь долбаных джунглей. На пасти отчетливо видны красно-бурые пятна. Явственно несет звериной мочой. И отчетливо слышно, как хрустит на клыках, господи ты боже мой, человеческий хребет.

Лев жрал любителя пончиков.

Авила застыл в позе огородного пугала, боясь даже мигнуть. Прерывая временами трапезу, здоровенная кошка взглядывала по сторонам, зевала, облизывала лапы и встряхивала гривой, отгоняя мошкару. На ухе зверя виднелась синяя бирка, но это не важно.

А важно вот что: Авила определенно не спал. Лев настоящий. И явно послан на спасение жизни Авилы.

Но не католическим богом – католики не обладают умением вызывать из джунглей дьявольских тварей. Нет, это сделало более добротное и таинственное божество, которое ответило на вознесенные с креста мольбы.

Gracias, Чанго! Muchas gracias.[44]

Вернусь домой, пообещал Авила своему божественному опекуну, и сделаю тебе подношение, достойное королей. Будут куры и кролики. А может, раскошелюсь и на козла.

А пока, просил Авила, пусть лев, пожалуйста, уберется, чтобы я вытащил из руки сволочной гвоздь.

Громадная кошка неспешно обедала, расположившись ярдах в пятнадцати от сосны. Молоток, который выронил Айра Джексон, лежал возле ног Авилы. Судя по следам на земле, лев напал на любителя пончиков сзади, мгновенно прикончил и уволок на сухой, заросший травой пятачок, где теперь по-хозяйски потрошил расчлененные останки. Зверь слизнул с усатой морды золотую цепочку, свисавшую наподобие макаронины.

Познания Авилы о застольных привычках львов были отрывочны, но он не мог поверить, что животное не насытится, плотно закусив мистером Джексоном. Несмотря на боль в руке, инспектор окаменело висел на кресте, пока лев, перестав чавкать, не задремал.

Авила осторожно повернул голову, чтобы осмотреть пробитую руку. Ладонь в ручейках запекшейся крови. Гвоздь прошел под указательным и средним пальцами, которые слабо шевельнулись, повинуясь мысленному приказу хозяина. Все-таки утешение – мужик не задел кости.

Не спуская глаз с кемарившего льва, Авила плавно, как в замедленной съемке, высвободил от клейкой ленты здоровую руку и осторожно стал раскачивать гвоздь в пробитой ладони. Это оказалось не столь мучительным, как он предполагал. Возможно, Чанго ниспослал и анестезию.

К счастью, самодельное распятие было сколочено из размякшего дерева. Меньше чем через минуту гвоздь выскочил, и рука упала, выдав умеренный фонтанчик крови. Авила зажал ладонь меж трясущихся колен и прикусил губу, сдерживая крик. Лев не шевельнулся. Клочья яркой рубашки Аиры Джексона, прилепившиеся к горлу зверя наподобие слюнявчика, трепетали от львиного храпа.

Авила распутал лодыжки и стал, крадучись, отходить от сосны. Тут его взгляд упал на обгрызенный мосол – жалкий остаток любителя пончиков, но мощный талисман в будущих обрядах сантерии.

Авила сунул в карман обслюнявленный трофей и ускользнул прочь.

Сцинк предпочел провести ночь в пикапе. В начале одиннадцатого Августин принес ему горячий кубинский сэндвич и пару бутылок пива. Сцинк благодарно моргнул. Схамкав бутерброд и заглотнув пиво, он сказал:

– Значит, она осталась.

– Я не знаю почему.

– Потому что не встречала таких, как ты.

– Или таких, как вы.

– Да еще муж оскотинился.

Августин привалился к крылу пикапа.

– Она здесь, и я этому рад. Я сама добродетель – боже мой, у женщины медовый месяц!

Сцинк приподнял косматую бровь:

– Новый спад?

– Еще какой.

– Это ее решение, сынок. Не казнись.

Но Августина грызло беспокойство, а не вина. Если так пойдет дальше, он очень скоро влюбится в миссис Лэм. Сколько мужик сумеет выдержать, когда по ночам к нему льнет благоуханная женщина? А Бонни льнула весьма пылко, хотя и платонически. Тревога терзала Августина. Ему не устоять против ее волос, пахнущих бугенвиллией, против бархатистого изгиба шеи и джинсово-синих глаз. Ни одна женщина так ловко не сворачивалась в его объятьях. Даже ее сонное похрапыванье и сопенье умиротворяли его – вот как крепко он влип.

«Всего лишь поцелуй на прощанье», – поют Мик и Кит.

Новобрачная. Блистательно.

Августин поймал себя на том, что смотрит на окно гостевой комнаты. За шторами мелькнул силуэт Бонни. Потом свет погас.

Сцинк ткнул Августина в бок.

– Угомонись. Ничего не будет, если только она сама не захочет.

Стоя в кузове пикапа, губернатор энергично принялся за гимнастические упражнения, сопровождавшиеся сверхъестественным астматическим хрипом. Это продолжалось под звездами целых двадцать минут. Августин молча наблюдал. Наконец Сцинк тяжело сел, качнув грузовик.

– Допивать будешь? – спросил он, показывая на оставшееся пиво.

– Угощайтесь.

– А ты терпеливый.

– Чего-чего, а времени у меня полно, – ответил Августин. Зачем подгонять человека?

Сцинк запрокинул голову и залпом допил пиво.

– Никогда не знаешь, как в таких случаях все обернется, – задумчиво сказал он.

– Не имеет значения, капитан. Я в деле.

– Ладно, вот. – Сцинк передал Августину клочок бумаги, полученный в больнице от патрульного. Там значилось:

Августина поразило, что после жестокого избиения Бренда Рорк еще помнила номер машины.

– Номера краденые, – сказал Сцинк. – Вполне естественно.

– Кто водитель?

– Белый мужчина, не латинос, далеко за тридцать. С деформированной челюстью, как сообщает патрульная Рорк. И в полосатом костюме. – Сцинк опрокинулся на спину и сложил руки за головой.

– С чего начнем? – Августин заглянул в кузов. Нападавший уже мог рвануть в Атланту.

– Есть кое-какие соображения.

– Полицейские его раньше поймают, – покачал головой Августин.

– Они все на последствиях урагана, пашут по две смены. Даже сыщики стоят регулировщиками. – Сцинк усмехнулся. – Неплохое время для беглеца.

Что-то мягкое коснулось ноги Августина – соседская полосатая кошка. Он нагнулся ее погладить, но рыжий зверь шмыгнул под пикап.

– Я делаю это ради Джима, – сказал губернатор. – Он не часто обращается с просьбами.

– Но есть и другие причины.

– Верно, – кивнул Сцинк. – Не люблю подонков, которые бьют женщин. К тому же шторм меня не удовлетворил…

Стихия не принесла разрушительного очищения, на которое надеялся пророчивший его губернатор. В идеале ураган должен изгонять, а не привлекать людей. Огромное число приезжих в Южной Флориде просто угнетало, а моральные качества охотников за богатством наводили ужас: прибывали гнусные жулики, хитрые аферисты, бесчувственные корыстолюбцы, не говоря уже о настоящих бандитах и громилах. Именно такие подонки бьют женщину в лицо.

– Не жди, что я буду сдерживаться, – предупредил Сцинк.

– И в мыслях не было, – ответил Августин.

В гостевой комнате горел свет. Августин вошел и увидел, что Бонни сидит в кровати. Вместо ночной рубашки на ней была длинная белая футболка, которую она отыскала в комоде: «Том Петти и Хартбрейкерз».[45] Августин купил ее в Майами на концерте, куда повел психопатку докторшу, позже пытавшуюся препарировать его в ванной. Подруга приобрела черную тенниску, в тон мотоциклетным сапогам. Тогда ансамбль Августину приглянулся – этакий псевдонеряшливый стиль.

– Макс не звонил? – спросила Бонни.

Августин проверил автоответчик – никаких сообщений. Он вернулся в спальню и сказал об этом Бонни.

– Я замужем неделю и один день. Что со мной происходит? – Бонни подтянула колени к груди. – Я должна быть дома.

Это верно, подумал Августин, тут ты абсолютно права!

– Вы считаете моего мужа ничтожеством?

– Вовсе нет, – вежливо солгал Августин.

– Тогда почему он не позвонил? – Бонни не ждала ответа. – Идите сюда. – Она сдвинулась под одеялом, но Августин целомудренно присел на край. – Наверное, думаете, я свихнулась.

– Нет.

– У меня душа вверх тормашками, по-другому не скажешь.

– Оставайтесь здесь, сколько пожелаете.

– Я хочу поехать с вами и… с ним. С похитителем.

– Зачем?

– Не знаю. Возможно, тут виноват Макс, или мой отец с его моделями самолетов, или мое никудышное детство, хотя воспоминания остались прекрасные. Но что-то в нем было не так. Нормальные счастливые девочки потом не бросают мужей, правда? – Бонни выключила лампу. – Лечь не хотите?

– Лучше не надо, – сказал Августин.

Ее рука отыскала в темноте его щеку.

– Я вот что предлагаю, – сказала Бонни. – Спать вместе.

– Мы уже спали вместе, миссис Лэм. – Сердце не запнулось, и Августин себя похвалил – чуть-чуть юмора, и неловкости как не бывало.

– Перестаньте, вы понимаете, о чем я.

– В смысле – переспать?

– Быстро вы сообразили. – Бонни обхватила его за плечи и притянула к себе. Августин ткнулся головой в подушку. Бонни тотчас его оседлала, прижала руки и крепко уперлась подбородком ему в грудь. В луче света, пробивавшемся из окна, он видел ее улыбку и ярко блестевшие глаза, а за ее спиной – полку с ощерившимися черепами.

– Может, близость с вами прояснит мои мысли, – сказала Бонни.

– Попробуйте электрошок.

– Я вполне серьезно.

– И вы вполне замужем.

– Да, только у вас все равно встал.

– Благодарю за информацию.

Бонни выпустила руки Августина и взяла в ладони его лицо. Она уже не улыбалась.

– Перестаньте. – В ее голосе звучала грусть. – Неужели не понятно – я не знаю, что еще сделать. Пробовала плакать – не помогает.

– Простите…

– Вы мне гораздо ближе Макса. Дурной знак.

– Точно.

– Особенно после недели замужества. У меня супруг, а я чувствую себя с ним старухой или невидимкой… – Бонни вцепилась в его рубашку. – Знаете, забудьте все, что я говорила.

– Хорошо.

– Но вы и сами об этом думали.

– Беспрестанно, – признался Августин и в приливе идиотской добропорядочности выпалил: – Но это было бы неправильно.

Грудь Бонни покоилась на его животе и слегка вздымалась при каждом вдохе. Дружеские отношения бывают мучительны, напомнил себе Августин.

– Что дальше? – спросила Бонни.

– Сейчас моя эрекция пропадет, и мы сможем поспать.

Бонни потупилась и… покраснела? В темноте не поймешь.

– Нет, я имела в виду губернатора. Что вы затеваете?

– Жуткие приключения и бешеные гонки.

Бонни угнездилась рядом. Августина жутко тянуло погладить ее волосы, поцеловать в макушку и провести пальцем по великолепному бархатистому изгибу шеи. Из-за дурацкой благопристойности он сдержался.

Миссис Лэм быстро уснула, а он еще долго не спал. Вскоре после полуночи в кухне зазвонил телефон. Августин не подошел, чтобы не разбудить нового друга. Наверное, можно было осторожно ее подвинуть, но он не стал.

Она так сладко спала, и ему было хорошо.