"Ты в моей власти" - читать интересную книгу автора (Гаскойн Джил)

14

Мысли об Элле преследовали Розмари всю неделю, и это пошло ей на пользу – отвлекло от тяжелых дум о Бене. Она приняла участие в радиопередаче, позвонила матери, навестила ее, попотчевав баснями о замечательном отдыхе в Барселоне, и пообедала с Майклом.

– Чтобы не ставить друг друга в неловкое положение, Майкл, скажу сразу, что я знаю о Фрэнсис. Обсуждать, надеюсь, не будем?

– Мне все-таки хотелось бы объяснить. Мы ведь давно знакомы, Розмари. Все это так необычно.

Она лениво ковыряла вилкой в салате.

– Запачкать собственную дверь дегтем. Это слова Фрэнсис – не мои.

Отодвинув от себя поднос с почти нетронутым ленчем, она продолжала:

– В любом случае это не мое дело, а Фрэнсис способна о себе позаботиться лучше, чем кто бы то ни был. К тому же я не в ситуации, чтобы подавать советы, не так ли?

Майкл, пожав ей руку через стол, ничего не ответил.

– Надеюсь, что здесь не будет грязи, – сказала Розмари. – Ради вас самих, и особенно ради Барбары. Кажется, из вас троих она самая уязвимая.

Больше она не затрагивала эту тему, и исполненный благодарности Майкл перешел к деловым вопросам. Он полагал, что новая серия на телевидении будет перенесена на более позднее время.

– Ты уже говорил с Дереком?

– Он в Штатах, но прошел слух, что до ноября денег раздобыть не удастся.

– Ты уверен? – спросила Розмари.

В этот момент она чувствовала только облегчение при мысли, что почти весь год можно будет не заниматься серьезными делами.

– Розмари, я не могу сказать точно. Ты знаешь, сейчас у всех дела идут неважно. Но воскресная радиопередача наверняка уцелеет, и я хочу закинуть удочку насчет утреннего юмористического шоу для Би-би-си.

Розмари равнодушно пожала плечами. Есть ей не хотелось, и она налила себе вина.

– Я бы предпочла пока ничем не заниматься, Майкл. На месяц-другой исчезнуть даже с газетных страниц. Ты не будешь сердиться?

Майкл покачал головой, но выглядел расстроенным, когда расплачивался с официантом.

Розмари поехала домой. Уже наступила среда, а от Бена по-прежнему ничего не было. Она стала подумывать, не отправиться ли ей в Ноттингем, на Эллину премьеру. Приветствие на видеокассете и цветы были уже отосланы. Она села к телевизору, чтобы посмотреть «Коронейшн-стрит».

Фрэнсис позвонила в восемь.

– Как у вас прошло с Майклом? – спросила она.

– Шоу откладывается. Остаются небольшие передачи, но, по правде говоря, Фрэнни, меня ни к чему не тянет. Я бы сидела и смотрела повтор «Коронейшн-стрит» до конца жизни – вот такое у меня настроение.

– Послушай, детка, давай съездим куда-нибудь. К понедельнику я все устрою. Ты можешь подождать?

– А куда?

– На ферму в Шраблендс.

Розмари встала, обдумывая услышанное.

– О, Фрэнни, это замечательная мысль. Ты сама этим займешься или доверишь мне?

– Сердце мое, я думаю, ты сейчас способна провалить что угодно. Положись на меня. Поужинаем вместе в пятницу?

– Приезжай ко мне. Ты знаешь, что наступает Пасха? Я только что вспомнила.

– Правильно, я привезу тебе яичко. Пока ты не села на диету. Пожалуйста, выспись как следует.

– Я сплю теперь, как сурок. Забавно, правда?

Почувствовав себя лучше, она позвонила матери.

– Прекрасно, прекрасно, – сказала Бетти. – Сначала визит, потом звонок. За что такая честь?

– Я сейчас мало работаю, ма.

Вовремя прикусив язык, она продолжала:

– И я подумала, что ты не откажешься поехать со мной за покупками в пятницу.

– Куда?

– В «Теско». Элла приезжает в воскресенье, и не одна, а у меня в холодильнике пусто.

– Хорошо. Ты знаешь, она даже не удосужилась прислать мне открытку, – произнесла Бетти с раздражением.

– Ма, будь справедлива, она сейчас очень занята. Сегодня вечером у нее премьера. Ты ведь не послала ей открытку, верно?

Мать не ответила, и Розмари поняла, что так оно и есть.

– Я заеду за тобой в пятницу около десяти, – сказала Розмари. – Это нормально? И если ты будешь хорошо себя чувствовать, поведу тебя обедать в ресторан. На Пасху можно поесть наши славные старые булочки с изюмом.

В детстве Розмари больше всех других праздников любила Пасху: они накупали яиц, поедали шоколад в огромных количествах, а в воскресенье готовили индейку. Она решила не приглашать мать на воскресный ленч, чтобы иметь свободу действий. Предстояло знакомство с Эллиной подругой-любовницей, и Бетти была бы здесь только помехой. Элла, разумеется, сразу же выложила бы бабушке правду, а Розмари знала наверняка, что ни к чему хорошему это бы не привело.


В страстную пятницу «Теско» был переполнен, и Розмари слишком поздно поняла, какую ошибку совершила. Она забыла о своей популярности. На нее глазели, останавливали и обступали со всех сторон – ей пришлось раздать больше двух десятков автографов. Откуда-то появились даже фотографы: к ее ужасу и к нескрываемому раздражению Бетти, они щелкнули вспышками в тот момент, когда она в мясной секции наклонилась, чтобы выбрать небольшую индейку.

– Как поживает ваш юноша? – крикнул ей один мужчина, стоявший у прилавка с тележкой, куда его жена складывала пакеты с картофелем и горохом.

Розмари, сделав вид, что не слышит, стремительно направилась в секцию мороженого.

– О чем это он? – спросила Бетти. – Почему все мужчины такие ослы?

– Бог знает, – сказала Розмари, ответив сразу на оба вопроса.

Девушка за кассой, заметившая ее еще в очереди, улыбалась и хихикала, подсчитывая стоимость покупок. Общая сумма превысила сто фунтов.

– Я могу заплатить чеком? – спросила Розмари.

– Мне нужно удостоверение личности, мисс Дауни, – сказала девица.

Розмари на секунду оторопело уставилась на нее, а затем со смехом достала из сумочки водительские права и кредитную карточку.

Она отвезла мать домой, чтобы та уложила свои продукты в холодильник, а потом они отправились в большой итальянский ресторан на Стритхэм Хай-стрит.

За кофе Розмари сказала:

– Я собираюсь уехать в понедельник.

– Ты же недавно вернулась. Куда теперь?

– Мы с Фрэнсис решили отдохнуть на ферме в Шраблендсе. Помнишь, мы там были в прошлом году?

– Еще один отпуск? Что ж, кое-кто может себе такое позволить.

Розмари вздохнула.

– Ма, прошу тебя, не надо. Ты знаешь, что я готова оплатить любую твою поездку. Ты уверяешь, будто не любишь ездить, и говоришь, что в твоем возрасте нужно спать в собственной постели.

Бетти ничего не ответила.


Когда Розмари наконец вернулась домой со своими покупками, мороженое превратилось в кисель. Она быстро положила его в морозилку. Купленное для Фрэнсис пасхальное яйцо – просто шутки ради – тоже сунула в холодильник. Заварила себе чай, смешав «Эрл Грей» с индийским – и это напомнило ей о Бене. На автоответчике по-прежнему ничего не было. Потом села за кухонный стол, стала пить чай и закурила сигарету, о которой мечтала весь день. На следующей неделе все придет в норму. Она подумала о Бене, спрашивая себя, что он делает, о чем размышляет или говорит. За кухонным окном суетливо сновали птицы. Настала пора вить гнезда для будущих птенцов. Нарциссы распустились повсюду, и Пасха в очередной раз громко заявляла о весне.

Неожиданно для себя она начала плакать. У нее не было сил даже достать платок из сумки или вынуть салфетку из буфета. Жалость к себе затопила ее волной – злость и тоска одновременно. В прошлую Пасху жизнь ее текла так размеренно. Она была спокойна – не бредила любовью, не впадала в восторг от счастья, но зато была спокойна. Довольна жизнью и собой. А сейчас лучи весеннего солнца и щебет строивших гнездо птиц не вызывали в душе радости. Она просидела на кухне больше часа, затем встала и побрела в гостиную, чтобы включить телевизор.

«Что я делаю?» – подумала она, но не двинулась с места, когда австралийская мыльная опера вторглась в ее смятенный рассудок.

Она знала, что вернется к Бену, если он позвонит, потому что жажда прежнего чувства была сильнее, чем оскорбленная гордость и негодование на его неверность. Почему он не позвонил? Она посмотрела новости, потом взялась за газеты. В «Гардиан» была благожелательная рецензия на спектакль Эллы, но имени ее дочери не упоминалось.

Фрэнсис приехала после восьми.

– Выключи этот чертов телевизор, мы будем есть на кухне. Я накупила японских деликатесов. Боюсь только, что все сырые и их надо готовить… Ты выглядишь страшнее смерти, сокровище. Где ты, черт возьми, шлялась?

– Провела весь день с матерью. Мы были в «Теско».

– Ты не купила себе власяницу?


В субботу днем Фрэнсис уехала, чтобы навестить приятеля в Брайтоне.

– Прости, но я не могу ничего поделать, сердце мое. Никак было не отвязаться от бывшего любовника. Что за нелепая жизнь у меня! Ты будешь себя хорошо вести? Все будет в порядке?

– Конечно же, не глупи. У меня нет ни времени, ни желания думать сама знаешь о ком.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

Розмари засмеялась, и Фрэнсис чмокнула ее в щеку.

– Не терзай себя, моя дорогая девочка, ты мне очень нужна. В понедельник отвезу тебя в Шраблендс. Сама поведу машину. Мы явимся туда прямо к чаю со сливками.

– Береги себя, Фрэнни, – сказала Розмари, когда подруга открыла дверцу машины.

Затем быстро спросила:

– Фрэнсис, как ты можешь проводить свои выходные без Майкла? Наверное, это ужасно?

– Я об этом не думаю. Ласточка моя, я сама сделала выбор. Если станет невмоготу, я с этим покончу.

Розмари закрыла входную дверь и прислонилась к ней лицом. Ей казалось, что она играет роль в дурацкой мыльной опере. Не хватало только повалиться в слезах на порог – как это было в одном из эпизодов «Династии».

– Держи себя в руках, девочка, – громко произнесла она и пошла наверх, чтобы принять душ.

Высушив волосы, она отнесла полотенца в комнату Эллы.

«Полагаю, они будут спать вместе», – подумала она, взглянув на широкую двуспальную кровать дочери.


Она рано легла в эту субботу, и, когда в дверь начали звонить и стучать, а Элла стала звать ее через щель для почты, ей пришлось подняться, проспав всего лишь два часа.

– Прости, ма, – сказала Элла, обнимая в прихожей встрепанную и заспанную Розмари. – Я забыла или потеряла свои ключи. Мы решили, что не можем ждать до завтра.

– Вернее, ты решила! – со смехом произнесла девушка, стоявшая за спиной Эллы.

Она дружелюбно и без всякого стеснения протянула Розмари руку. Улыбка освещала ее круглое выразительное лицо, а глаза чудесно лучились.

– Здравствуйте, миссис Дауни. Элла ни с кем не желает считаться. Мы, конечно же, разбудили вас.

Элла, повернувшись, обняла девушку за плечи одной рукой.

– Ма, это Джоанна.

– Здравствуйте, Джоанна. Пожалуйста, называйте меня Розмари.

– О'кей. А я – Джо.

Они прошли на кухню, оставив рюкзаки и сумки посреди прихожей. Идя по дому, Элла везде зажигала свет. Поставив чайник на плиту, Розмари спросила:

– Вы будете кофе, Джо? Или предпочитаете что-нибудь выпить?

– Кофе – это замечательно, Розмари. Прошу вас, ложитесь, вы очень устали, это сразу видно. Мы сами о себе позаботимся.

Розмари Джо понравилась сразу и безоговорочно – высокая и широкоплечая молодая женщина, с длинными кудрявыми волосами. Обе подруги были в джинсах, Элла – в своих обычных, с прорехой на коленке. Розмари предоставила им самим готовить еду и вернулась в постель.

– Завтра поговорим, Элла. Спокойной ночи, Джо.

Направившись в спальню, она успела заметить, как Элла в своей привычной манере режет хлеб прямо на столе, но удержалась от замечания – ради Джо, а может быть, ради себя самой.


Элла и Джо провалялись в постели до полудня, и Розмари решила устроить воскресный ленч ближе к вечеру. Днем они сидели все вместе, Джо читала газеты, а потом предложила свою помощь в готовке. Они с Розмари отправились на кухню, оставив Эллу в гостиной. Оглушительная рок-музыка заполнила дом, и в этой прежней, привычной обстановке Розмари почувствовала себя так хорошо, как давно не бывало за последний месяц. Ей было легко с Джо, и они без конца смеялись, пока мыли в раковине помидоры с морковкой.

– Элла сказала вам про нас? – спросила Джо.

Розмари, не зная, хочется ли ей разбираться с сексуальной жизнью дочери, кивнула и принялась резать помидоры.

– Для вас это трудно? – сказала Джо.

Розмари посмотрела на нее.

– Немного. Простите.

– Ну что вы. Моя мать считает, что такого просто не бывает.

– А вы всегда были, ну…

– Лесбиянкой?

Розмари кивнула.

Джо склонилась над кухонным столом.

– Всегда, – сказала она, – в отличие от Эллы. Но у меня с ней все очень серьезно. Это вас смущает?

– Не знаю. Немного.

– Она ведь выложила вам все с маху?

И Розмари снова кивнула.

– Для шерри еще слишком рано? – спросила она Джо.

Девушка засмеялась.

– Я бы предпочла белое вино. Если у вас есть.

Розмари подошла к холодильнику и вынула бутылку фраскати.

– Дайте-ка я сама, – сказала девушка, забирая у нее бутылку.

Розмари, протянув ей штопор, смотрела, как та быстро и умело вытащила пробку. Розмари поставила на кухонный стол три бокала, и Джо стала разливать.

– Очень рада познакомиться с вами, – сказала она, по-прежнему улыбаясь.

– Я тоже, – сказала Розмари, и это была истинная правда.

От этой тридцатичетырехлетней женщины исходило чувство спокойной уверенности, она была привлекательной и в то же время сильной – лучшего и представить нельзя. Улыбка не сходила с ее лица, как если бы она твердо знала, в каком мире живет и какое место в нем принадлежит ей по праву.

Они поели на кухне, оживленно и весело разговаривая. Первая пьеса прошла хорошо, репетиции второй начинались во вторник, и Джоанна, казалось, не сомневалась в своих силах.

– Она блестящий режиссер, – сказала Элла с набитым обжаренными помидорами ртом.

– Замолчи, – быстро произнесла Джоанна. – Я просто хорошо владею своим ремеслом.

Розмари узнала, что она получила большой опыт в маленьких театрах, где в двадцать лет начинала как актриса, – «Очень скверная» (со смехом пояснила Элла), а сейчас, в тридцать четыре года, достигла таких высот, что ей предложили поставить три пьесы в Ноттингеме. Розмари позавидовала их энергии и вспомнила, какой энергичной была сама – пока в ее жизнь не ворвался Бен.

Наконец, уже ближе к ночи, Элла спросила о нем. Розмари искоса поглядела на Джо – та жевала одно из пасхальных яиц, что Розмари закупила в «Теско» и вручила им за едой в знак материнской любви. «Блядство, мне ведь уже двадцать пять», – сказала тогда Элла, хотя была явно в восторге, что к ней относятся как к избалованному ребенку, которым она некогда была.

– Ты можешь говорить при Джо, – добавила Элла. – Она знает про Бена. У нас нет тайн друг от друга. Я рассказываю ей все.

Розмари растерянно улыбнулась при мысли, что нужно говорить с ними об этих четырех днях в Барселоне. Большая часть ее воспоминаний превратилась теперь в навязчивый кошмар.

– Перестань, Элла, – сказала Джо. – Это касается только твоей матери. Она же не лезет в наши дела.

Элла повернулась к ней.

– Я чувствую себя виноватой. Ведь я сама привела этого недоноска в наш дом.

Джо засмеялась, а Розмари передернуло. Элла же продолжала:

– Он без ума от своей штуковины, ма. Прекрасный парень, великолепный актер, но за пределами сцены мозги у него сползают в промежность.

Розмари быстро произнесла:

– Элла, прошу тебя. Я все-таки твоя мать. Я совершила глупость. Забудем об этом.

Она встала, чтобы налить себе бренди. Снова усевшись за стол, сказала:

– Завтра я уезжаю в Шраблендс. Надеюсь потерять за неделю некоторое количество фунтов и те немногие воспоминания, что остались у меня от Бена Моррисона.

«И от его замечательного пениса», – добавила она про себя, всей душой желая, чтобы это оказалось именно так.