"Виктория Холт. В ожидании счастья (В ожидании счастья #1) [И]" - читать интересную книгу автора

очаровательно, мадам Антуанетта. Не по-французски, но очаровательной" И мы
все вместе смеялись, поэтому занятия с ними не были мне неприятны. Но
наивысшее наслаждение я получала от уроков танцев. Новер восхищался мною.
Я легко усваивала новые па, и он аплодировал мне почти с восторгом. Иногда
я делала не правильное па, он останавливал меня, а потом кричал:
"Нет. Мы оставим это именно так. Вы делаете это более
очаровательным". Все мои учителя были добры. Они постоянно говорили мне
комплименты и никогда не ругали меня, и у меня Сложилось мнение, что
французы самые восхитительные люди на земле.
Мое благоденствие продолжалось недолго. За мной пристально наблюдали,
и маркиз де Дюрфор, французский посол при нашем дворе, обо всем сообщал в
Версаль, поэтому там вскоре стало известно, что меня обучают месье Офрен и
месье Сенвиль. Дофину Франции обучают бродячие актеры! Это было немыслимо.
Месье де Шуазель должен был проследить, чтобы без промедления был послан
соответствующий наставник. На следующий день после очередных занятий мои
друзья получили расчет. Мне было очень жалко их какое-то время, но я уже
стала привыкать к тому, что люди, с которыми у меня устанавливались
хорошие отношения, неожиданно исчезают.
Матушка послала за мной и объяснила, что месье де Шуазель направляет
мне нового преподавателя. Я должна забыть своих прежних и никогда не
вспоминать о них. Мне оказывалась великая честь, поскольку епископ Орлеана
нашел для меня французского наставника. Им оказался аббат Вермон.
Я сделала недовольную гримасу. Аббат, по-видимому, будет во многом
отличаться от моих веселых актеров. Матушка притворилась, что не заметила
моего огорчения, и прочитала мне целую нотацию о важности изучения языка и
обычаев моей новой родины. Я без удовольствия ждала приезда аббата Вермона.
Но мое беспокойство оказалось напрасным. Как только я увидела его,
стало ясно, что я смогу умасливать его так же, как своих гувернанток. В
молодости я обладала способностью постигать человеческий характер; это
было удивительным свойством моей неглубокой натуры. Не хочу сказать, что я
могла глубоко проникать в побуждения людей, окружавших меня. Если бы я
обладала таким качеством, то избежала бы значительных волнений. Я просто
понимала, что с помощью безобидных ухищрений (мне кажется, из меня могла
бы выйти хорошая актриса) могу добиться от людей того, чего хочу.
Большинство моих братьев и сестер было умнее меня, но они не знали, как
заставить матушку перейти от постоянных укоров к проявлению любви и
привязанности, как это удавалось сделать мне. Возможно, это происходило
из-за моего детского поведения и непосредственности, как они называли это,
а еще, конечно, помогала моя внешность. Я была маленькой и походила на
фею. Действительно, французский посол, который докладывал в Версаль о моей
внешности, в письмах в Версаль называл меня "лакомым кусочком". Так или
иначе, но каким-то путем мне удавалось оценить характер человека, чтобы
определить, как построить отношения с ним. Поэтому как только я увидела
аббата Вермона, я успокоилась.
Он был ученым, поэтому, естественно, вскоре должен был прийти в ужас
от моего невежества - и пришел. Что я умела? Могла довольно сносно
говорить по-итальянски и по-французски с использованием многочисленных
немецких выражений; у меня был корявый, совсем некрасивый почерк; я знала
немного историю и плохо - французскую литературу, которая, по мнению месье
де Шуазеля, была так необходима. Я могла довольно прилично петь, любила