"Коре Холт. Конунг: Властитель и раб ("Конунг" #3) " - читать интересную книгу автора

- Здесь, вокруг очага, дочь конунга и вы, мои воины! Наш долг защищать
ее: как апостолы Иисуса следовали за Спасителем, так и мы должны следовать
за йомфру Кристин. Но нашелся и среди нас подобный Иуде, так пусть же он
дорого заплатит за свое предательство - так, что пресвятая Богородица
заплачет кровавыми слезами и отвратит от нас свой лик.
Итак, я отсеку его единственную руку.
Имеет одну, пусть же не имеет ничего.
Но слабость обуяла меня. Я крикнул собравшимся:
- Что сделал бы конунг, стоя на моем месте? Ты, Гаут, был и моим
другом, и конунговым, - всегда прощал ты, когда мы осуждали. Что сделал бы
конунг Сверрир, грозный, но милующий, на моем месте?
Йомфру Кристин сказала:
- Господин Аудун, дозволь спросить тебя: что за сокровенная сила была в
моем отце конунге? Что таил он в сердце, невидимое никому?
Я отвернулся от нее, схватил за грудки Сигурда, приподняв его над
полом. - Уведи Гаута, - сказал я, - Ты человек конунга, поступи с ним так,
как по-твоему, гласила бы воля конунга. И приведи его сюда - с единственной
рукой или без нее.
Сигурд взял Гаута и вышел.
Йомфру Кристин промолвила:
- Скоро они возвратятся...
Они вернулись, - и кровавый шлейф стелился позади человека, ходившего
по стране, чтобы прощать.

***

Гаут в беспамятстве прикасается к моей рубахе и пачкает ее кровью. Меня
мутит, я хочу оттолкнуть его. Кричит женщина, я прислоняю Гаута к длинному
столу, пытаясь нащупать руку, которой больше не существует. Кричу людям:
- Прочь отсюда! Все по местам! Кто заснет, лишится руки!
Люди вскакивают, у очага остаются женщины, бонд Дагфинн, Гаут и я. Гаут
сползает на стол, лицо белое, как нутряной жир. Я склоняюсь над ним, чтобы
узнать, есть ли в нем еще дыхание жизни. Тогда он поднимает голову и целует
меня. Я отшатываюсь, потом хватаю его и тащу к скамье, укладываю там. Кричу
Дагфинну:
- Неси сюда лежанку!
Кричу Гудвейг:
- Неси холст и смолу!
Стягиваю с себя рубаху, запихиваю ему под голову. Он слабо кивает в
знак благодарности.
Йомфру Кристин отворачивается и распахивает полы синего плаща. Что-то
отстегивает, и вот уже подает через стол свою белую ночную сорочку.
Гудвейг - молчаливая, без жалоб и стенаний - поставила на огонь чан со
смолой, он кипит... То, что я делаю, на моих глазах делали очень часто, -
когда изменнику-горожанину или мятежному бонду отрубали руку. Я затягиваю
культю веревкой, и кровь останавливается. Проворным движением втираю горячую
смолу в свежую рану. Гаут вскрикивает - он лежал без сознания, боль
заставила его вскочить. Я снова укладываю его. Он кричит, как раненый
зверь - и кто-то падает на пол за моей спиной. Это йомфру Лив. Она так и
лежит перед очагом. Я в другой раз прижигаю смолой обрубок руки, теперь он