"Коре Холт. Конунг: Человек с далеких островов ("Конунг" #1) " - читать интересную книгу автора

которое требовалось для того, чтобы идти своим путем, прекрасно понимая, что
любой другой путь приведет его к гибели. Сверрир сказал, когда мы с ним
покидали кладбище:
- Думаю, что этому чужеземцу было отказано в целебных зельях.
Он повернулся и посмотрел мне в глаза, словно беря меня в свидетели.
Теперь я был повязан с ним, я первый раз заглянул в бездну, и только его
сильная воля не дала мне сломаться от отвращения. Не думаю, что Сверрир уже
той ночью имел беседу с епископом. Но это произошло в одну из ближайших.
Вскоре после того епископ позвал Сверрира и меня в свой покой, чтобы
дать нам дополнительные уроки латыни. Старый брат Эрленд, который ежедневно
вел с нами занятия, не так хорошо знал ученые книги, как епископ. Позволю
себе сказать, что грамматика Донатуса раньше не всегда доставляла нам
удовольствие. Теперь же мы прочитали заново и научились любить Псалмы Давида
и пять книг о святых, которыми располагал епископ. Но лучше всего из этих
занятий с епископом Хрои я помню необузданную потребность Сверрира
выхватывать из потока какое-нибудь место, проникать своим цепким умом в его
смысл и пронзать им чужое мнение, как острие иглы пронзает дохлую муху на
камне очага. Епископ был достойным соперником, когда сталкивались мысли. Он
обладал изрядной ловкостью в спорах и проявлял изворотливость, если
противник слишком теснил его. Но слово Сверрира рубило слово епископа так
же, как меч рубит молодое тело.
Теперь по праздничным дням, когда мы ели за столом епископа, Сверриру
прислуживала Астрид, его приемная дочь. Начали ходить первые слухи о том,
что она оказывает ему услуги куда большие, чем приличествует сестре
оказывать любимому брату. Однако Сверрира не изгнали из школы священников, и
меня тоже. До конца своей жизни он сохранил глубокое уважение к епископу
Хрои, и никогда не удивлялся тому, что в сердце человека может зародиться
грех.
Мы часто по ночам ходили в церковь и в темноте смотрели на распятие.
Однажды ночью Сверрир спросил:
- Ты знаешь, что я родился в хлеву?..
Я знал об этом, но не понял, что было у него на уме. Из церкви мы
вернулись в молчании, а Тот, который был рожден в яслях, смотрел нам вслед и
лицо Его, искаженное болью, слегка светилось.

***

Я уже говорил тебе, что в Киркьюбё к епископу Хрои приходили из наших
бедных селений, потрепанных штормами, и убогие, и непокорные, и тщеславные,
и растерянные. И плачущая женщина с ребенком, муж которой погиб в море, и
молодой человек, жаждущий обременить себя ученостью, и старец, ищущий перед
смертью слова Божьего. Епископ направлял их и следил за ними, каждое слово,
слетавшее с его губ, весило больше, чем все слова, которые этим людям могли
сказать мы. Но некто был могущественнее епископа и поднимался над ним, как
мысль в полете поднимается выше летящего сокола.
Вернее, двое были выше епископа: прежде всего Господь, а потом конунг
Норвегии, его рука дотягивалась и до нас. Мы были прикованы к этой руке,
боялись ее, преклоняли перед ней колени, когда она простиралась к нам, и
склонялись в глубокой благодарности, если она швыряла нам свои жалкие дары.
Раз в году, в тот день, когда посланец конунга ступал на наш берег, все наши