"Георгий Константинович Холопов. Грозный год?- 1919-й, Огни в бухте (Дилогия о Кирове) " - читать интересную книгу автора

Колонна машин остановилась.
Красноармейцы, женщины, старики и дети как можно скорей старались
добраться до места стоянки автоколонны. Многие из них на руках или
носилках несли раненых и тяжелобольных.
Толпы бойцов и беженцев окружили членов экспедиции. Со всех сторон
тянулись руки. Просили махорки, хлеба, спичек, сапоги, шапки, рукавицы.
Наперебой задавали вопросы. Спрашивали о Москве, об Астрахани, о положении
на фронтах. С ненавистью вспоминали Сорокина, развалившего 11-ю армию.
Бранили нынешних руководителей Реввоенсовета Каспийско-Кавказского фронта.
Степь гудела от разноплеменного говора. То тут, то там шли митинги.
Бойцы потрясали в воздухе винтовками. Выхватывали из ножен кривые
кавказские сабли. Клялись отомстить кадетам за смерть товарищей, за
сожженные станицы и аулы, за муки, которые пришлось перенести в калмыцкой
степи.
- Смерть Деникину! - неслось из конца в конец пустыни. - Смерть
кадету!..
С каждой минутой прибывали все новые и новые толпы. Каждый стремился
пробиться туда, к головной машине, где развевалось Красное знамя Советов и
где речь перед бойцами Кавказской армии держал товарищ Киров.
- Даешь Кавказ! - кричали красноармейцы. - Смерть Деникину!
- Смерть Деникину! - эхом отвечала пустыня.
Киров распорядился открыть ящики с махоркой и оделить табаком
красноармейцев. Были розданы также сухари, сахар и другие продукты.
На радостях стали разжигать костры. Варили суп, кипятили чай. Над
пламенем костров обогревали окоченевшие руки, трясли нательные рубахи.
Пока Атарбеков и Лещинский искали взводных, ротных и батальонных
командиров, показалась конница Боронина, а вслед за ней - колонна
красноармейцев, собранная им в степи из остатков почти всех четырех
стрелковых дивизий армии.
Ивана Макаровича Боронина хорошо знали в армии и любили как боевого
командира полка. Встрече с ним рад был и Киров.
Снова пришлось открывать ящики с махоркой, раздавать сухари и сахар.
Вскоре все пришло в движение. Выкрикивали названия полков, бригад,
дивизий, фамилии командиров. Отец окликал сына, брат - брата, товарищ -
товарища... Когда все выстроились в одну шеренгу, растянувшись на добрую
версту, Киров вместе с Борониным сделал смотр собранного войска.
Окруженные группой командиров, комиссаров и членов экспедиции, они шли
вдоль шеренги, внимательно вглядываясь в лица красноармейцев. Киров
останавливался чуть ли не перед каждым, думал: "Дойдет ли обратно до
Кизляра?" Перед ним стояло до удивления пестро одетое, вернее,
полураздетое войско. Обуты были кто во что - кто в офицерские сапоги, кто
в калоши, кто в самодельные валенки из какого-нибудь пестрого одеяла. И
одеты были кто во что - кто в шинель, кто в полушубок, кто в пальто, кто в
черкеску...
Киров видел изможденные, обросшие щетиной лица, потрескавшиеся на
морозе руки, запекшиеся губы, тифозных с безумными глазами. Их было много.
Чуть ли не каждый второй здесь был болен тифом, каждый третий стоял с
перевязанными ранами. Особенно тяжело было смотреть на горцев, одетых в
черкески, обутых в легкие кавказские сапожки. Им впервые в жизни пришлось
испытать морозы калмыцкой степи.