"Нинни Хольмквист. Биологический материал " - читать интересную книгу автора

могла ничего объяснить Джоку. Как объяснить это - или вообще что-либо -
собаке? Нильс, по крайней мере, мог объяснить, почему он не мог быть со мной
вместе и сделать меня полезной для общества, это я понимаю. Но как Джок
сможет когда-нибудь понять, почему я в тот день оставила его и уехала? Как
он сможет понять, почему я не вернулась назад?

3

Сумка была не слишком тяжелая. Я легко подняла ее и поставила на
кухонный стол. Внутри была в основном одежда. Самая обычная: кофты, брюки,
рубашки. Черный пиджак для праздничных и официальных случаев. Спортивный
костюм. Кроссовки, сандалии, туфли...
Но в сумочку я в последний момент, после бурных сомнений, запихнула мое
маленькое черное платье, синюю юбку, сшитую по фигуре белую блузку,
кружевной лифчик, прозрачные колготки и туфли на каблуках. Я, разумеется, не
знала, представится ли мне случай ими воспользоваться. Скорее всего, нет. Но
они заняли так мало места. И они были моими. Это были дорогие и редкие вещи,
и я слишком хорошо себя знала: если мне вдруг захочется почувствовать себя
женщиной, мне будет очень грустно без моих самых любимых нарядов.
Это тогда, когда я только что достала одежду из сумки и открыла дверцу
шкафа, чтобы повесить ее внутрь, я обнаружила, что внутри тоже есть камеры.
Одна была направлена прямо на меня, и ее немигающий взгляд застал меня
врасплох. Я почувствовала, что краснею. Потом меня охватило бешенство. Я
показала в камеру неприличный жест, развесила одежду по вешалкам и резко
захлопнула дверцу.
В сумке у меня были еще пара книг, которые я пока оставила в гостиной,
ноутбук - его я поставила на стол - и также блокнот, моя любимая ручка и
конверт с фотографиями. Блокнот, ручку и конверт я положила в ящик
прикроватного столика, а в конверте были фотографии Джока, Нильса, моего
дома и моей семьи, когда я была маленькой. Последняя была сделана поляроидом
у нас в гостиной. Мама с папой на диване. У мамы на коленях мой младший брат
Уле. Рядом с мамой примостились мы с Идой, а сбоку от папы сидят Йенс и Сив.
Все улыбаются, мы с Идой даже смеемся. Мне было восемь, когда мамина лучшая
подруга, которую я просто любила, сделала эту фотографию. У нее не было
своих детей, поэтому она нас просто обожала. Она сама предложила сделать эту
фотографию в тот день. Это, наверно, единственный снимок, на котором
запечатлена вся наша семья в полном составе, поэтому я так рада, что ей
удалось нас уговорить. К сожалению, я совсем не помню, как ее звали.
Моя семья разлетелась по всему свету, как разлетаются пушинки
одуванчика, стоит на него подуть. Мои родители давно умерли. Если бы они
были живы, мне, наверно, еще дали бы пару лет под предлогом заботы о них. У
Йенса, Иды и Уле теперь свои семьи, они живут в разных уголках Европы. Сив
тоже больше нет. По крайней мере, я так думаю. Она была старше меня на семь
лет, и детей у нее не было. Так что вероятность того, что она жива, если,
конечно, она не была очень полезна для общества, очень мала. Но даже в этом
я не могу быть уверена.
Я закончила разбирать вещи, убрала сумку, куртку и зимние сапоги в шкаф
и принялась - сначала равнодушно, потом нервно - расхаживать по квартире. Я
включала и выключала краны, выдвигала и задвигала ящики, проверяла, работает
ли холодильник, морозилка, микроволновая печь, духовка и чайник. Когда