"Вольфганг Хольбайн. Кровь тамплиеров" - читать интересную книгу автора

об этом знали. Франка это бесило. Возможно, потому, что он так же мало, как
и сам Давид, понимал, что именно могла найти такая привлекательная, живая и
жизнерадостная девчонка, как Стелла, в этом сухаре и зануде. Кроме того,
казалось, что Франк инстинктивно ощущает стремление и даже долг защитить
свою территорию от приемного сына Квентина. Так было и в эту секунду, когда
глаза Стеллы и Давида на виду у всех присутствующих открыто улыбнулись друг
другу, и это еще более накалило атмосферу в маленьком пыльном классе, где по
рядам девочек прокатилась волна немых вздохов, а из глаз тупоумного забияки
на последней скамье сверкнули молнии, которые были бы смертельными, если бы
метафоры вдруг обрели материальную субстанцию.
Давид смущенно отвернулся и опустился на свое место, чтобы целиком и
полностью посвятить себя пятому уроку со всеми его "супер-лативами",
"конъюнктивами", "императивами" и даже - как он их ненавидел! -
"аблативами"*. Это далось ему не без труда.
______________
* Латинские грамматические термины, употребляющиеся также в грамматике
ряда других европейских языков. Аблатив (лат. Ablativ) - в некоторых языках
так называемый "отложительный" падеж; в русском языке ему может
соответствовать существительное в родительном падеже с предлогами "от",
"из", "с" или творительный падеж. - Здесь и далее примеч. перев.

"Стелла, - думал он про себя и все снова и снова повторял: - Стелла..."
Была ли это любовь? Он спросил бы у своей матери, если бы у него была
мать. Но у него был лишь Квентин - с ним он мог говорить о многом, но только
не об этом - странном, беспокойном ощущении, которое каждый раз пронизывало
его тело, когда он вечером ложился в кровать с мыслями о Стелле.
Этот монастырь, конечно, не был местом, которому он хотел бы посвятить
всю свою жизнь. Он должен поговорить начистоту с Квентином, сказать, что
собирается его покинуть после окончания школы, хотя пока он не имел ни
малейшего представления, куда ему направиться и куда может привести его
дальнейший путь. Ведь он еще никогда и нигде не был и не знал никого вне
монастырских стен. Но как объяснить все это Квентину? И как открыться Стелле
и сказать ей, что он ее любит?
"Для приемного сына монаха в монастыре, - размышлял он про себя, - все
это действительно не так-то просто. Особенно для такого безнадежного труса".
Звонок на перемену прозвучал прежде, чем он смог определить первый
"аблативус абсолютус" в своем переводе. Это тем более раздосадовало его, что
Квентин достаточно рано начал заботиться, чтобы его приемный сын был на
короткой ноге с латынью. И то, что он особенно ненавидел "аблативус", вовсе
не означало, что он не умеет его определять и безошибочно ставить на место в
нужной форме. Но Стелла, сама того не желая, мгновенно изменила некоторые
привычные правила. Например, то, что после звонка и воцарявшегося вслед за
ним в классе хаоса всегда первым, кто распахивал дверь и выскакивал в
коридор, был Франк, хоть он и сидел на последней скамье. Он и на сей раз
первым добежал до двери, но сегодня этот неотесанный верзила застыл у
выхода, чтобы следить за Стеллой, которая обстоятельно и не торопясь
складывала в сумку книжки и тетрадки. Он наблюдал за ней взглядом лягушки,
подстерегающей муху. Давид также без особой спешки сложил свои вещи и
поднялся со скамьи. Когда он поднял взгляд, Стелла стояла прямо против него.
- Эй, Давид! - Несмотря на фамильярно-лаконичное обращение, она вновь