"Николай Хохлов. Право на Совесть " - читать интересную книгу автора

анкетами, быстро их просматривая.
Его широкий лоб уходил двумя острыми углами в редкие, темные волосы.
Седина на висках. Узкий, плотно сжатый рот. Крутой, упрямый подбородок.
Он поднял глаза и посмотрел на меня умным, пристальным взглядом.
- Ну, что-ж. Перейдем, пожалуй, к разговору по существу. Мы -
разведчики, Николай. Вы находитесь в одном из отделов военной разведки. Мы
вызвали вас, чтобы поручить важное государственное задание. Если вы
захотите, конечно. Мы работаем только на принципе добровольности...
Михаил Борисович встал, подошел к окну и побарабанил пальцами по
стеклу, как бы давая мне время подумать.
Но обдумывать мне было в сущности нечего. Реальность оказалась такой, о
которой в девятнадцать лет и в дни войны можно было лишь мечтать. Разведка!
Это действительно может оказаться не менее нужным, чем фронт.
Наверно, Михаил Борисович прочитал все это на моем лице. Может быть,
даже выражение моих глаз в тот момент стало похожим на преданный взгляд
молодого человека из соседней комнаты, потому что, сев обратно за стол,
Михаил Борисович заговорил уже тоном начальника с новоприобретенным
сотрудником.
- Обстановка для Москвы складывается плохо, Николай. Город, видимо,
придется отдать. На короткое время, конечно. Но все равно - если немцы
войдут в Москву, они должны почувствовать себя здесь, как в осином гнезде.
Михаил Борисович помолчал, скрестил пальцы и нахмурил брови.
Чувствовалось, однако, что ему нравился ореол значительности и
ответственности вокруг затронутой темы. Он продолжал, как бы обдумывая
каждое слово.
- Для этого в городе должны остаться боевые группы. Люди, готовые ради
борьбы на все. Но дело не в одной решительности драться. Войти в доверие к
немцам не так-то уж просто. Мы подумали о небольших группах артистов
эстрады. Немцы любят искусство, в особенности не очень серьезное. Они могли
бы использовать такие коллективы для обслуживания своих фронтовых частей. Вы
свистеть не разучились? Нет? Ну, и прекрасно. Мы включим вас в одну из таких
групп. Если немцы возьмут Москву, они обязательно устроят парад Победы. И
пусть устраивают... Может быть, даже Гитлер пожалует. Представьте себе
большой концерт для фашистского командования. В зале немецкие генералы,
правительственные чиновники, министры всякие... И вдруг - взрыв, один,
другой... гранаты. Жив русский народ! Жив и сдаваться не собирается.
Понимаете, что это значит?
Я понимал. Даже излишняя театральность тона Михаила Борисовича больше
не резала мне уха.
Молчаливый Комаров, совсем утонув в кожаном кресле, упорно покручивал
одной рукой телефонный шнур.
- Как ваш немецкий язык? - продолжал Михаил Борисович, усердно
разыскивая что-то в пачке бумаг.
- Не ахти как. В школе учил, чуть-чуть дома. В общем, немного
разговариваю...
- Внизу подколото, в самом низу, - бросил вполголоса Комаров Михаилу
Борисовичу.
- Ага, вот она! - Михаил Борисович вытянул узенькую полоску бумаги и
вернулся ко мне взглядом.
- Так что же? Решили?