"Даглас Р.Хофштадтер. Гедель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда " - читать интересную книгу автора

сестру, Лауру. Болезнь Молли подвигла меня на прочтение пары книг о мозге -
и я был поражен кажущейся бессмысленностью того, что неодушевленные
молекулы, собранные вместе в некую сложную структуру, могут служить
местонахождением самосознания, "внутреннего света". Эта глубоко личная,
внутренняя искорка "самости" сознания казалась несовместимой с грубой
материей - и все же я, выросший в семье ученых и в возрасте четырнадцати лет
проглотивший блистательную, разоблачающую псевдонауку книгу Мартина Гарднера
"Модные поветрия и заблуждения во имя науки", не терпел расхожего мистицизма
или дуалистического философствования, типа "elап vital" (витальный порыв).
По-моему мнению, существование внутреннего света "я" было результатом неких
структур, и не более того. Но каких именно структур? Трагическое состояние
моей сестры только усилило мой жгучий интерес к этой загадке.
В то время в мою жизнь вошла другая ключевая книга. Шел 1959 год, я
только что вернулся в Калифорнию после года, проведенного в Женеве (где я
выучил французский), и по счастливой случайности мне в руки попала тоненькая
книжица Эрнста Нагеля и Джеймса Ньюмана "Доказательство Геделя". По
случайному стечению обстоятельств, Нагель когда-то был учителем и другом
моего отца; я проглотил эту книгу за один присест. Поразительным образом я
нашел там все мои интуитивные прозрения о сущности "я". Важнейшими для
доказательства Геделя оказались все мои вопросы о символах, значении,
правилах; важнейшим для этого доказательства было понятие "самоприложения",
важнейшим для него было неизбежное переплетение сообщения и его носителя,
порождающее новую, невиданную доселе никем структуру. Эта абстрактная
структура, как мне казалось, и была ключом к загадке самосознания и
возникновения "я".
Странно, что прошло двенадцать лет, прежде чем я попытался выразить все
эти интуитивные идеи сознательно и ясно; а виновата в этом была моя
судьбоносная встреча с книгой Делонга в 1972 году. Если бы не эта книга,
сомневаюсь, что "ГЭБ" появилась бы на свет. Тем не менее, этот клубок
интуитивных знаний был порожден таким множеством других книг и идей, что
было бы несправедливо указывать только на несколько из них.
Итак, как я уже говорил, "ГЭБ" - не о мистере Геделе, мистере Эшере и
мистере Бахе и не о близости между математикой, музыкой и искусством - и все
же, в каком-то смысле, "ГЭБ", безусловно, и обо всем этом. Иначе зачем бы я
назвал книгу именно так? Должен признаться, что в моем маленьком диалоге с
читателем я был слишком категоричен, напрочь отрицая наиболее очевидные
интерпретации содержания книги. Как всякое сложное создание, ее можно
увидеть под разными углами. На самом деле, если бы все читатели поняли "ГЭБ"
как книгу о загадке "я" и ни о чем более, я был бы глубоко разочарован.
Я никогда не забуду чудесного мгновения летом 1981 года, когда я
встретил О.Б. Хардисона, в то время директора знаменитой Шекспировской
библиотеки в Вашингтоне, и он, в ответ на мой недоуменный вопрос, почему
меня пригласили участвовать в конференции, посвященной искусству
литературного перевода, широко улыбнулся и сказал: "Нет ничего проще - ведь
вся ваша книга о переводе. Поэтому она мне так и понравилась!"
Это замечание открыло мне, автору книги, глаза. Разумеется, на
поверхностном уровне, в главах XII и XVII прямо говорится о переводе; кроме
того, в книге довольно много материала о "переводе" как механизме, при
помощи которого живые клетки превращают химические вещества в белки. Но в
этих отрывках слово "перевод" употребляется в его прямом значении. Однако,