"Эндрю Ходжер. Храм Фортуны " - читать интересную книгу автора

напоминал знаменитое аминейское. Зато все остальное...
Корникса это не смущало. Помогая себе острым ножом, он лихо расправился
со своей порцией и, похоже, не отказался бы от добавки. Его голубые глаза
сонно моргали.
Монотонный гул трактира и на Сабина действовал усыпляюще. Что делать?
Трибуна трудно было назвать изнеженным аристократом - в германских походах
Тиберия, в которых Гай Валерий принимал деятельное участие, ему приходилось
спать в таких местах, что солома Квинта Аррунция показалась бы роскошным
ложем в Палатинском дворце, и только врожденное упрямство и болезненная
гордость не давали Сабину согласиться с условиями, предложенными хозяином.
Чтобы римский офицер валялся в сарае, а наглые купцы покоились на мягкой
постели? Нет, лучше сделать вид, что он спешит, и проехать еще эти
несчастные пять миль. Но уж если и в следующей гостинице не окажется мест,
то тогда они с Корниксом разозлятся всерьез и повышвыривают на улицу всех,
кто попытается помешать заслуженному сну трибуна Первого Италийского
легиона.
Мясо он кое-как дожевал, вино еще оставалось. Сабин вытянул ноги,
облокотился на стол и неторопясь прихлебывал из кружки, чувствуя, как
приятно расслабляются задеревеневшие за день мышцы.
А Корникс внезапно проснулся: в зал вошла стройная рыжеволосая девушка,
наверное, служанка, и принялась собирать со столов опорожненную посуду.
Узкие глазки галла заблестели, ощупывая соблазнительную фигурку.
"Тебя надо было назвать не Корниксом*, а кроликом, - подумал,
перехватив взгляд слуги, Сабин, - Хлебом не корми, только дай зацепить
какую-нибудь девчонку".
______________
* Корникс (Kornix) - ворон (лат.).

На улице вдруг простучали лошадиные копыта, дверь взвизгнула, и в зал
вошли - один за другим - трое мужчин. Все в длинных темных плащах, одного
роста, пропыленные, в сбитых сандалиях. Двое остались у двери, упершись
спинами в стену, а третий усталым размашистым шагом двинулся к стойке, маня
к себе хозяина, который услужливо вытянул шею.
Сабин мог бы поклясться, что под плащами у новоприбывших висят мечи, да
и осанка их выдавала людей военных.
Мужчина у стойки заговорил с хозяином. Тот с готовностью и некоторым
испугом отвечал на вопросы; слов Сабин не мог различить. Наконец допрос
окончился, мужчина откинул с головы капюшон плаща и махнул рукой своим
спутникам. Те приблизились. Квинт Аррунций торопливо выставил на каменную
стойку три кружки и принялся наполнять их вином из большого кувшина.
Сабин, от нечего делать, разглядывал закутанную в плащи троицу. Тот,
который разговаривал с Аррунцием, оказался мужчиной лет тридцати, смуглым,
темноволосым, с резким неприятным лицом; длинный нос воинственно нависал над
тонкой, гладко выбритой верхней губой, чуть скошенный подбородок тоже был
безукоризненно выбрит. Справа на лбу изящно изогнулся тонкий белый шрам.
Двое других походили друг на друга, как братья, - рослые, стройные,
широкоплечие. Молодые - лет по двадцать - с одинаково туповатыми лицами
людей, которые привыкли, что за них все решает кто-то другой, и приучились
беспрекословно выполнять приказы.
Человек со шрамом сделал несколько глотков и что-то тихо сказал