"Иоанна Хмелевская. Старшая правнучка" - читать интересную книгу автора

поведать.
Первой услышала какие-то неведомые шумы и стуки Ядвига, кухарка, ей
колотье в боку и теснение в печени спать не давали. Вертелась она с боку на
бок и шум услышала, вроде кто по дому ходит и мебеля двигает. Вставши с
постели, поспешно к Кацперу, свояку своему, побежала и его ото сна
пробудила. Сон у Кацпера легкий, тут же встал и велел лакею Альбину свечу
взять и поглядеть, что в барских покоях делается, потому как шум доносился
не то из гостиной, не то из столовой, а может, из библиотеки и кабинета.
Альбин же, еще не совсем в себя пришедши, свечу прихватил и пошел, куда
велели, совсем не оберегаясь и тишину не блюдя. Сразу поднялся шум еще
страшнее, грохот и крики потрясли дом, сдавалось - стены рушатся. А как звон
оконного стекла раздался, то буфетный мальчик... и тут я не сразу имя его
вспомнила, пришлось перо отложить и память принудить, теперь знаю -
Аполлоний, Польдиком его все кличут, - растолкал слуг и за Альбином
устремился. И вновь воздух потряс страшный крик и грохот опрокидываемой
мебели.
Только мне прислуга о главном поведала, вдруг девка кухонная Марта как
возопит: "В окна сигают!" - ив гостиную. Кацпер ей пособил дверь распахнуть,
и все, кто тут был, следом бросились. И я сзаду не осталась, а потому узрела
какие-то черные тени, что в сад сбежали, а было их две или три - не ведаю. И
одна из них наземь свалилась, у солнечных часов. Марта же, девка крепкая и
силы немалой, на нее накинулась и, за голову схвативши, начала этой головой
о мраморную плиту солнечных часов колотить, пока Кацпер злодея того у девки
не отнял.
Войти в покои, где страшные вещи творились, духу ни у кого не хватало.
Пришлось мне, перекрестясь и на милость Господню уповая, пример холопам
подать.
В столовой ни одной живой души не было, и то же в гостиной, только два
кресла переломаны, вазоны и зеркала разбиты, а в кабинете, у самого входа в
библиотеку, зрелище ужасное предстало: лакей Альбин лежал мертвый в луже
крови.
...Пришлось положить перо, нюхательные соли понадобились, чтобы в
спокойствие прийти, как вспомню бедного Альбина, упокой, Господи, его душу,
так сама чуть не трупом падаю.
Лежал, значит, бедный Альбин мертвый на пороге кабинета, а в библиотеке
жалостливо стонал Польдик, мальчишка буфетный. И тут все было перевернуто,
но не все побито, только один шкаф с книгами рухнул, вот откуда грохот, но
не сломался, только книжки рассыпались.
В салоне одно окно было выбито, ради какой корысти - и не скажу, ведь
там же есть двери на террасу, в сад выходящие. А того, из-под солнечных
часов, Марта с Кацпером в дом заволокли, и я распорядилась немедля за
фельдшером послать, а по дороге полицмейстера известить. И хотя по милости
Господней не доводилось мне еще такого испытывать, слыхала, что разбои и
грабежи непременно полиция разбирает. И сверх того, нарочного к Вежховским
отправила.
И фельдшер, и полиция не замедлили явиться. Вердикт фельдшера был: наш
Польдик жив останется, его раны не страшные, а вот злоумышленник -
сомнительно, потому как голова его изрядно пострадала. И еще неведомо,
сможет ли в чувство прийти и что сказать. Дескать, не надо бы столь рьяно
головою его о камень колотить, полегше бы малость...