"Иоанна Хмелевская. Дело с двойным дном" - читать интересную книгу автора

сестрой моей родной бабушки. После гибели моих родителей в автокатастрофе
мы жили с бабушкой, но когда мне было три годика, бабушка серьезно заболела
и поручила опеку надо мной своей младшей сестре, бездетной вдове. Вскоре
моя бабушка умерла, и я осталась в полном распоряжении двоюродной бабки,
которая с самого начала велела называть себя теткой. Другой родни у меня не
было.
Тетку я возненавидела с самого начала, инстинктивно, еще не сознавая
причины ненависти. Я была слишком мала, чтобы понять, как сильно она меня
не любит, но боялась ее смертельно. Ее холодный взгляд, крепко сжатые губы,
злое выражение лица ассоциировались у меня с самыми страшными персонажами
детских сказок - с Бабой Ягой, ведьмой, злой колдуньей. Исключалась лишь
злая фея, ибо феи, и добрые, и злые, должны быть молодыми, а тетка всегда
была старой.
Одной из причин ненависти стало молоко. Твердо и последовательно тетка
кормила меня молочными супчиками, молочными кашками, молочными лапшичками,
а меня начинало мутить от одного запаха кипящего молока. В конце концов я
исхудала так что пришлось вмешаться врачу, соседу по дому.
Похоже, он спас мне жизнь. Тетке пришлось немного сдержать свое
молочное издевательство, и она принялась изобретать для меня еду
поотвратительнее.
Например, рыбий жир. Как ни странно, оказалось, что рыбий жир мне
нравится, поэтому она поспешила его отставить и переключилась на вареную
редисочку. Вонь от вареной редисочки переполняла весь дом, но все равно она
была не такой противной, как вонь от кипящего молока. Став постарше и
немного поумнев, я научилась притворяться. Делала вид, что какая-то еда мне
жутко не нравится, и меня сразу же начинали кормить именно этой едой.
Благодаря такому нехитрому приему я получала вдоволь капусты, которую
любила во всех видах.
Одежду я носила переделанную из старых теткиных одежек, и каким же
кошмаром были эти переделки! Очень долго я не отдавала себе отчета в том,
как выгляжу, а когда пошла в школу, как раз наступила мода на всякую
несуразную одежду, благодаря чему во мне не развились комплексы
неполноценности из-за собственного внешнего вида.
Как теперь понимаю, у меня была не жизнь, а сущий ад. Мне запрещалось
абсолютно все. Я не могла играть с детьми, дружить с подружками, ходить в
кино, смотреть телевизор. Да что там телевизор! Мне запрещалось смотреть в
окно, читать книги, иметь собственные игрушки и мелкие пустячки, столь
милые сердцу каждой девочки. Волосы я обязана была заплетать только в две
косички, и все! За нашим домом в скверике была детская площадка: качели,
песочница, брусья, горка. В чудесные летние дни она была заполнена радостно
играющими детьми. Я слышала их звонкие голоса и веселый смех. На все мои
просьбы разрешить мне поиграть там слышала в ответ короткое безжалостное
"Нет!". На вопрос, почему же мне нельзя поиграть, следовал сухой ответ:
"Потому, что нельзя". И я, глотая слезы, оставалась в нашей вонючей
квартире, где никогда не открывали окоп.
Кукол у меня никогда не было, но вот от этого я как раз не очень
страдала, видимо, не так уж любила играть ими. Зато очень любила читать и
рисовать.
У меня остался в памяти один из теплых погожих дней во время школьных
каникул, когда, справившись с горем из-за недоступного для меня скверика, я