"Иоанна Хмелевская. Две головы и одна нога" - читать интересную книгу автора

знаю, чего мне это стоило. А поскольку я, чтобы выжить, продолжала
принимать лекарство в виде интенсивной работы, к ночи валилась без сил.
Руки не поднимались, сколько раз хотелось бросить ко всем чертям бигуди и
хоть одну ночь выспаться нормально, я не японка, в конце концов! Но нет,
любовь пересиливала, я заставляла себя мобилизоваться и подумать о
внешности. Игра стоила свеч...
Я все еще питала надежду на то, что мне как-то удастся не полюбить
его безоглядно, сдержать себя, ведь мне не на что было надеяться. Мало
того что он не собирался разводиться с женой, так еще и намеревался
навсегда покинуть Польшу, давно мечтал об этом. Сначала контракт на
Ближнем Востоке, затем Европа. Так что мне никак нельзя влюбляться
смертельно, потеряю его и опять стану несчастной, а с меня достаточно.
Разрыв с Гжегожем и разлуку с ним надо перенести по возможности
безболезненно. Вот так я рассуждала, очень разумно, да что толку? Конечно,
я влюбилась по уши, он для меня был целительным бальзамом. И лучше
человека я не встречала. Слова плохого от него не услышала, все мои
многочисленные недостатки он как-то незаметно обходил, видел во мне лишь
достоинства. И уверял, что я для него - тоже бальзам, во мне, видите ли,
кроются неисчерпаемые запасы силы духа. Еще бы, я старалась заглушить в
себе отчаяние, видя, что и его жизнь не балует, помогала ему заключить тот
самый контракт с фирмой на Ближнем Востоке, а многие помнят, чего это в те
годы стоило. Гжегож падал духом, а я уверяла, что у него все получится,
что он справится со всеми трудностями. Я не сомневалась - контракт он
заключит, ведь это было для меня несчастьем, значит, получится.
Разумеется, Гжегож не знал о том, что я подумывала об убийстве его
жены. Нет, в таком я не призналась, напротив, делала вид, что примирилась
с ее существованием. А между тем обдумывала способ совершить идеальное
убийство, практически нераскрываемое, и нашла такой. Если некто убьет
незнакомого ему человека внезапно, на ночной безлюдной улице... Стукнет
камнем по голове, камень захватит с собой и бросит в Вислу... Так вот,
этот некто останется безнаказанным. Нет такой силы, чтобы его отыскать.
Нет следов, нет свидетелей, нет мотива, никаких связей. Я могла притаиться
на темной улице, воспользоваться молотком - камнем неудобно действовать, -
сделать дело и сбежать с места преступления. Молоток бросить через парапет
моста... нет, лучше бросить в реку с берега, на мосту могут заметить.
Связей между нами никаких не было, мы незнакомы, видела я ее раза два:
хотелось разглядеть получше. Разглядеть было нетрудно, ее красота
бросалась в глаза. А следов я никаких не оставлю, разве что отпечатки
подметок на тротуаре. Могу обуться в старые мужнины ботинки и их потом
тоже выбросить в реку, не говоря уже о том, что на варшавских улицах полно
следов всевозможных подметок...
Подумав, сообразила, что допустила упущение. Ниточку ко мне найти
можно. Кто убил, как не соперница? Чем плох мотив? Да и кроме того, не
сделала бы я такой пакости Гжегожу, ведь он ее любил. Не стала бы я
причинять несчастье любимому человеку.
Так что с мыслями об убийстве пришлось распроститься, я даже молотка
не приобрела.
А Гжегож и в самом деле скоро уехал. В дурацкий Дамаск...
Зимним вечером стояла я в аэропорту Окенче за барьером, а самолет ухе
запустил двигатели. Молча смотрела я на сыплющиеся с темного неба