"Акияма Хироси. Особый отряд 731 " - читать интересную книгу автора

производство непрерывно расширялось. Частенько нам приходилось задерживаться
в лаборатории до глубокой ночи.
Во второй части книги я расскажу о том, что мне довелось услышать о
производстве бактериологических бомб.

Тоска по родине


Чем чаще приходилось работать до глубокой ночи, тем мрачнее становились
лица людей. Работа в лабораториях опостылела, к этому прибавилась
безотчетная тоска по дому. Из-за постоянного переутомления и недосыпания
голова все время была тяжелой, а взгляд становился блуждающим.
Такое состояние было очень опасным для нашей профессии. Работая с
бактериями, нельзя отвлекаться ни на миг. Зазевавшись, можно уронить
пробирку; a если при посеве культуры бактерий дрогнет рука, то может
произойти непоправимое несчастье. Допустим, на палец попадут бактерии,
человек забудет продезинфицировать руку и бактерии с пищей попадут в рот. В
результате заражение и смерть неизбежны. Ведь бактерии не видишь
невооруженным глазом. Следовательно, нервы постоянно напряжены. Когда
возникает хоть малейшее подозрение, необходимо лишний раз вымыться и пройти
обработку дезинфицирующим раствором.
Все это в конце концов так растрепало мои нервы, что выполнять
проклятую работу стало невмоготу.
Меня раздражал уже один запах карболки. Когда усталость от недосыпания
и нервное напряжение достигало предела, мне становилось страшно, появлялось
желание умереть.
Порой старшим над нами случалось опаздывать, тогда мы прекращали работу
и мечтали о возвращении домой. Но бывало и так. Когда мы уже заканчивали
рабе ту и, убрав все, собирались уходить, появлялся врач Цудзицука и
заставлял нас мыть пробирки и другую посуду. Снова нужно было приниматься за
работу. Как мы [34] ни возмущались, приказ оставался приказом. Приходилось
снова пачкать руки, и в душе нарастало недовольство. Наше недовольство не
ускользало от внимания Цудзицука. И чем сильнее это задевало его самолюбие,
тем больше прибавлялось у нас работы.
Теперь я окончательно убедился в том, что мне не повезло. Я ругал себя
за то, что мне пришла в голову мысль поехать в Маньчжурию. Но было уже
поздно жалеть об этом.
По ночам я не мог спать, ворочался на койке. Мое натруженное за день
тело не находило покоя, а в голову лезли разные мысли. Снова и снова перед
глазами вставали образы родной стороны. Я не раз давал себе клятву не думать
о ней.
Жившие со мной в одной комнате Моридзима и Кусуно тосковали не меньше
меня. Сначала я даже смеялся над Кусуно, который то и дело плакал, называл
его хлюпиком и плаксой, но теперь я понимал его душевное состояние.
Укрывшись с головой одеялом, я давал волю слезам. Становилось легче на душе,
и я засыпал.
Один только Хаманака из общего отдела, казалось, не унывал.
По-видимому, он не испытывал на работе таких огорчений, как мы. Он
познакомился с одной девушкой - дочерью врача, служившего в отряде. К тому
же, видимо, в общем отделе обстановка была не такой гнетущей, как у нас.