"Джо Хилл. Призраки двадцатого века " - читать интересную книгу автора

газов балериной посреди "Лебединого озера", - подобный промах в их глазах
выглядел смехотворно. Профессор Гарольд Нунан либо совсем недавно поселился
в академической башне из слоновой кости, либо подсознательно хотел, чтобы
его оттуда выдворили.
Хотя финал был выполнен скорее в духе Джона Карпентера,[5] чем Джона
Апдайка,[6] Кэрролл не встречал ничего подобного ни в одном из сборников
"ужасов", по крайней мере - за последние несколько лет. Эти двадцать пять
страниц являлись натуралистичным описанием того, как женщину шаг за шагом
разрушает чувство вины, свойственное жертвам ужасных преступлений. Здесь
было все: и мучительные отношения с близкими, и дерьмовая работа, и
отсутствие денег. Кэрролл уже забыл, когда ему в последний раз приходилось
читать о насущном хлебе ежедневного бытия. Подавляющее большинство
"ужастиков" слеплено из кровавого месива, остальное за ненадобностью
отметается.
Кэрролл вдруг понял, что ходит по кабинету из угла в угол, слишком
взволнованный, чтобы сидеть, и сжимает в руке "Северное обозрение". Случайно
его взгляд упал на зеркало над диваном: отражение непристойно ухмылялось,
как будто только что услышало грязную шутку.
В одиннадцать лет Кэрролл впервые посмотрел фильм "В плену у
призрака".[7] Он пошел в кино со своими двоюродными братьями, но, как только
в зале погас свет и спутников поглотила тьма, юный Эдди остался совершенно
один, запертый в темном и душном шкафу теней. Порой ему требовалось огромное
усилие воли, чтобы не закрыть глаза, и все же каждую клетку его тела
сотрясала дрожь наслаждения. Когда свет зажегся снова, нервные окончания
мальчика гудели, словно он подержался за медный провод под напряжением Такое
ощущение постепенно превратилось для него в потребность.
Позднее, когда он стал профессионалом в области литературных страхов,
это чувство притупилось - не исчезло, но ощущалось будто издалека, как
воспоминание об эмоции, а не сама эмоция. В последнее время стерлась даже
память о ней, а при взгляде на стопку журналов на кофейном столике возникала
омертвляющая амнезия, немое отсутствие интереса. Или нет - его охватывал
ужас, но ужас совсем другого рода.
Однако чувство, которое он испытывал сейчас, вынырнув из чудовищных
перипетий "Пуговичного мальчика" и меряя кабинет шагами... это было оно - то
самое ощущение. Оно затронуло сокровенные струны его души и оставило после
себя томительную вибрацию. Кэрролл долго не мог успокоиться, так он отвык от
этого восхитительного состояния. Он захотел вспомнить, давно ли ему
доводилось находить для своего альманаха рассказ, производивший столь же
сильное впечатление, как "Пуговичный мальчик". Было ли такое вообще? Он
подошел к стеллажу и достал первый выпуск "Лучших новых ужасов" (по-прежнему
его любимый том). Интересно, что нравилось ему тогда? Однако в поисках
содержания он наткнулся на страницу с посвящением, адресованным Элизабет,
его тогдашней жене. "Той, что помогает мне не сбиться с пути", - написал он
в приступе головокружительной страсти. Сейчас при виде этих слов по коже
побежали мурашки.
Элизабет ушла от него после того, как он узнал, что она на протяжении
года спала с их консультантом по инвестициям. Она переехала к матери и
забрала с собой Трэйси.
- В каком-то смысле я даже рада, что ты застукал нас, - сказала она
через несколько недель после развода. - С этим давно пора было покончить.