"Джек Хиггинс. За час до полуночи" - читать интересную книгу автора

электричество отключили и морозильник не работал, а он пил свой неизменный
кофе, напиток, с которым, наверное, не расстанется до конца дней своих. Мы
выполнили только часть задач по нашему первому контракту в Катанге, но уже
потеряли многих своих людей и знали, что не досчитаемся еще стольких же,
когда завершим операцию.
На улице постреливали, иногда доносилась минометная пальба,
периодически строчил пулемет, вычищая снайперов из правительственных зданий
на другой стороне площади. Рассматривая собственное отражение в пробитом
пулями зеркале, я, в лихо заломленном берете, с пистолетом под мышкой,
чувствовал себя как среди декораций очередного голливудского боевика.
Мне не исполнилось тогда еще двадцати лет, и все происходящее должно
было бы выглядеть для меня романтично и увлекательно, как в старых фильмах
Богарта. Но я испытывал совсем иные чувства. Меня угнетали смерть,
жестокость и бесчеловечность происходящего.
Я уже дошел до предела нервного напряжения, вот-вот мог сорваться, и
Бёрк, интуитивно уловив мое настроение, завел разговор. Его голос звучал
доверительно и негромко. В те времена он обладал большой силой убеждения,
или мне хотелось так думать. Во всяком случае, тогда я не чувствовал в нем
никакой фальши и, выслушав его, был уверен, что мы выполняем священную,
миссию спасения чернокожих братьев от последствий их собственной глупости.
"Помни, Стаси, - сказал он в заключение, - есть два типа людей на свете:
пианино и пианисты".
Мне понравилась эта довольно тяжеловесная метафора, утверждавшая, что
есть люди, подчиняющиеся обстоятельствам, и другие, которые управляют ими.
В тот период я полностью принимал его философию. Однако тем вечером местные
полицейские части выступили против нас, и всю последующую неделю мы спасали
собственные шкуры, так что времени на обдумывание его умозаключений у меня
не нашлось.
Теперь слова Шона вновь всплыли из прошлого, и, вспоминая события тех
дней, я с удивлением понял, что под "пианистами" он вовсе не имел в виду
именно меня, а, как всегда, говорил о себе. Он пытался привить мне свой
образ мыслей, чтобы легче было управлять мною. Я был нужен ему как
безотказное боевое оружие, как пианино, на котором в действительности играл
он сам.
Тяжело продвигаясь вперед, я вел за собой осла, весь погрузившись в
мысли о прошлом, то есть думая о Бёрке. Его отношения с Пьетом Джейгером
имели совершенно иной характер, и он никогда не пытался установить что-либо
подобное между нами, вероятно инстинктивно чувствуя бесплодность такой
попытки.
Как я уже говорил, вначале он откровенно презирал мой интерес к
женщинам и склонность к крепкому спиртному. Потом его неприятие моих
слабостей сменилось добродушным подтруниванием, даже своеобразным
поощрением их. Теперь я пришел к выводу: он просто понял, что так будет
легче управлять мною.
Кем же я был тогда? Стаси Вайетом или творением Шона Бёрка? Нет, с
этим покончено. Я буду самим собой, другим пианистом, играющим только для
себя.
Мы двигались уже четыре часа, и я остановился, чтобы проверить
самочувствие девушки. Она пребывала в том же состоянии, слабое дыхание
оставалось единственным признаком жизни.