"Джек Хиггинс. Ночной рейс" - читать интересную книгу автора

мотора, и корабль исчез в темноте.
Мэннинг сбросил скорость и повел свое судно к пирсу, выложенному битым
камнем, который добывали на восточной стороне гавани. На ограждении сидел
высокий красивый негр в форме колониальной полиции и курил сигарету.
Вскочив на ноги, он подхватил трос, брошенный Сетом.
Мэннинг выключил мотор, накинул свой старенький бушлат и вышел на
палубу, где его ждал Моррисон. Когда они поднялись на мол по ржавой
железной лестнице, молодой полицейский уже восседал на прежнем месте. Он
улыбался, показывая крепкие белые зубы.
- Удачно сплавали, мистер Мэннинг?
Тот отрицательно качнул головой:
- Ни черта не поймали, Джо, - и обернулся к Моррисону: - Вы еще не
знакомы с сержантом Ховардом? Он представляет в этой части света Британскую
империю, вернее, то, что от нее осталось. Всех нас держит в ежовых
рукавицах.
Моррисон кивнул:
- Мы с сержантом встретились вчера, когда я прилетел в ваши края.
Может, выпьете с нами, сержант?
Несколько секунд она стояла, словно ожидая чего-то, и нежно перебирала
пальцами струны гитары. Потом начала петь.
В ее не очень сильном голосе, от которого почему-то сжималось сердце и
перехватывало горло, звучала печаль умирающего закатного солнца и мягкого
прикосновения ночи. Наверное, не больше шести-семи человек понимали, о чем
поет Мария, но это не имело никакого значения.
Мэннинг вспомнил их первую встречу тем жарким июльским днем. Кубинское
рыболовное судно, битком набитое беженцами, беспомощно дрейфовало в
проливе. К Марии его привлекла ее невероятная способность, несмотря ни на
что, сохранять внутреннее спокойствие, даже гармонию.
Ее нельзя было назвать красавицей. Кожа золотисто-оливкового цвета,
иссиня-черные волосы перевязаны алой лентой. Но в своем театральном костюме
она затмевала всех сидящих в зале женщин.
Звуки песни угасли, на мгновение наступила тишина, которая сменилась
грохотом аплодисментов. Мария, словно "тореро" на площади в Мехико, стояла,
плотно сдвинув ноги и вытянув правую руку, в которой держала шляпу. Мэннинг
заказал еще одну порцию рома, а она начала танцевать фламенко, подпевая и
притопывая ногами, обутыми в испанские туфельки на высоких каблуках. Песня
закончилась на волнующей, пронзительно резкой ноте.
Теперь Марии аплодировали долго. Она исчезла за занавесом, потом
вернулась и снова застыла на месте, поставив ноги вместе. Медленно повернув
голову, обвела взглядом публику. Встретившись с ней глазами, Мэннинг поднял
стакан. Мария слегка кивнула. Она спела еще одну песню и, танцуя, удалилась
за занавес. Звуки ее голоса замерли.
Музыканты снова грянули goombay, а Гарри отправился в казино. Было еще
рано, и игра шла вяло. Около рулетки стояли двое. Но крупье тянул время,
терпеливо дожидаясь притока посетителей.
Курт Винер, хозяин "Каравеллы", худой, седеющий немец лет пятидесяти,
в белом смокинге, который он носил с изяществом аристократа, сидел за
письменным столом в дальнем углу зала и пересчитывал вчерашнюю выручку. Над
его плечом навис управляющий. Увидев Мэннинга, Курт махнул ему рукой.
- Как дела, Гарри?