"Джеймс Хэрриот. О всех созданиях - прекрасных и удивительных" - читать интересную книгу автора

наклоняется над овцой самого жалкого вида. Уж не знаю, какой инстинкт привел
его к ней, но он ее отыскал. И ей, бесспорно, было худо. Голова ее понуро
свисала, а когда я запустил пальцы ей в шерсть, она лишь неуверенно шагнула
в сторону, вместо того чтобы опрометью броситься прочь, как положено
здоровой представительнице овечьего племени. К ней жался крохотный ягненок.
Я задрал ей хвост и смерил температуру. Нормальная. И никаких симптомов
обычных после окота заболеваний: не пошатывается, как при минеральной
недостаточности, ни следов выделений, ни учащенного дыхания. Но что-то было
очень и очень не так.
Я еще раз поглядел на ягненка. Для этих мест он родился рановато.
Какая-то жестокая несправедливость чудилась в том, что этот малыш увидел
свет среди йоркширских холмов, таких суровых в марте! А он к тому же совсем
крошка... Что-что?.. Минутку... Неясная мысль обрела форму: слишком уж он
мал, чтобы быть единственным!
- Несите-ка сюда ведро, мистер Инглдью! - скомандовал я, сгорая от
нетерпения скорее проверить свою догадку. Но когда я бережно поставил ведро
на неровный дерн, передо мной внезапно предстал весь ужас моего положения.
Мне надо было раздеться!
Ветеринаров не награждают медалями за мужество, но право же, стащив с
себя пальто и пиджак на этом черном холодном склоне, я вполне заслужил
подобный знак отличия.
- Держите ее за голову! - прохрипел я и быстро намылил руку по плечо.
Светя фонариком, я ввел пальцы во влагалище и почти сразу же уверился в
своей правоте: они наткнулись на курчавую головку. Шея была согнута так, что
нос почти касался таза снизу, ножки вытягивались сзади.
- Еще один ягненок,- сказал я. - Положение неправильное, не то бы он
вышел сразу за первым.
Пока я договаривал, мои пальцы уже извлекли малыша и осторожно опустили
на траву. Я полагал, что жизнь в нем успела угаснуть, но едва его тельце
прикоснулось к ледяной земле, как ножки судорожно дернулись и почти тут же
ребрышки у меня под ладонью приподнялись.
На мгновение восторг, который всегда рождает во мне соприкосновение с
новой жизнью, - восторг, всегда неизменный, всегда горячий, - заставил
меня забыть о режущем ветре. Овца тоже сразу ободрилась: в темноте я
почувствовал, как она с интересом потыкалась носом в новорожденного.
Но мои приятные размышления оборвало какое-то позвякивание у меня за
спиной, сопровождавшееся приглушенным восклицанием.
- Чтоб тебе! - крякнул Харолд.
- Что случилось?
- Да ведро это. Опрокинул я его, значит, будь оно неладно!
- Господи! И вода вся пролилась!
- Ага. Ни капли не осталось.
Да уж! Рука у меня была вся в слизи, и надеть пиджак, не вымыв ее, я
никак не мог.
Из мрака донесся голос Харолда:
- В сарае, значит, вода-то есть.
- Отлично! Нам ведь все равно надо устроить там матку с ягнятами.
Я перекинул пиджак и пальто через плечо, сунул ягнят под мышки и,
спотыкаясь о кочки, побрел туда, где по моим расчетам находился сарай.
Овтца, явно испытывая облегчение, трусила за мной. И вновь путь мне указал