"Вера Хенриксен. Знамение ("Святой Олав" #2) " - читать интересную книгу автора

- Когда мы приедем домой из Мэрина, я двинусь в Швецию на поиски
священника, который согласился бы приехать сюда.
- А не лучше ли съездить в Нидорос и привезти оттуда какого-нибудь
священника?
- Мне не нравится Олав. - В голосе Эльвира слышалась обычная
насмешка. - И еще меньше мне нравится тот способ, каким он вводит
христианство.
Он замолчал и стал серьезным.
- Я размышлял о том, что чувствовал, когда крестил детей, - сказал
он. - Я не мог позволить умереть им язычниками. И думал, что, может быть,
король Олав испытывает такие же чувства, когда заставляет народ принимать
крещение. Не думаю, что он поступает правильно, ибо взрослый человек в наше
время не может с испугу или по принуждению по-настоящему уверовать в Христа;
конунгу это следовало бы понять. И часто это выглядит так, словно он
заботится больше о собственной власти, чем о христианстве. Но все это не так
просто.
Он снова замолчал.
- Помнишь, мы как-то говорили с тобой о агапе, - спросил он.
Сигрид хорошо помнила ту ночь; его рассказ о любви, которая не требует
ответа, был для нее весьма странен.
- Я начал думать, что найду в ней ответ на все вопросы, - сказал он и
продолжал: - Рассказывают, что святой Иоанн, когда стал настолько стар, что
в церковь его вынуждены были вносить на руках, простирал длань к пастве и
говорил: "Дети мои, да возлюбите друг друга, иного вам не надобно". Я не
могу утверждать, что мне понятно это сейчас или что я когда-нибудь приду к
полному пониманию. Но тогда у меня появилось чувство, что я это понял, и мне
показалось, что за этим стоит Бог. - Он снова на секунду замолчал. - Я думал
о смерти Христа во имя людей. И в то же время пытался сравнить Его с Одином,
когда тот, пронзенный копьем, висел на ясене Иггдарасиль, жертвуя собой в
стремлении получить в дар руны мудрости для богов и людей. Я не знаю, откуда
пришли к нам эти знания, но удивляюсь, сколь хорошо люди, создавшие Эдду,
знали христианство. Ибо Христос пожертвовал собой во имя людей.
Я говорил тебе, что не мог понять, почему христианство создало заповеди
и каноны, следовать которым обычный человек почти не может, но в то же время
избавило его от приношения людей в жертву богам.
Сейчас я это понимаю, Сигрид. Ибо, если заповеди были бы легко
исполнимыми, они не исходили бы от того Бога, который всей своей жизнью
показал, что значит чистота и истина. Распятие Христа было не приношением
человека в жертву, такое жертвоприношение никогда ни для кого не стало бы
спасением. Это сам всемогущий Бог в образе человека принес себя в жертву, и
любовь стала связующим звеном между Богом и людьми. Я не знаю, как это
произошло, но это было явление, которое Энунд обычно именовал чудом. Но в
одном я уверен: любовь, сияние которой исходит от этой жертвы, показывает во
все времена, что, если мы, несмотря на искренние попытки, не сможем
следовать заветам Господа, то Он всегда готов ниспослать нам прощение.
Тот, кто не любит, не познает Бога, ибо Бог есть любовь. Об этом
говорил и святой Иоанн. И сами заветы говорят о любви: любовь к Богу и
любовь к людям, а в ней содержатся и прощение грехов, и молитвы, и
причастие. Ибо прощение грехов есть дар любви Бога к нам и через причастие
мы получаем долю этой любви. Молитвы же дают нам возможность познать, что