"Петер Хендке. Короткое письмо к долгому прощанию" - читать интересную книгу автора

Официант отправился на кухню и вскоре вернулся оттуда, что-то жуя.
Гардеробщица раскладывала пасьянс. Она держала во рту булавку и между делом
помешивала кофе в чашечке, стоявшей перед ней на барьере. Потом отложила
ложечку в сторону, разжав губы, выронила булавку и выпила кофе залпом. Она
поболтала чашечкой в воздухе, чтобы остаток сахара получше растворился в
остатке кофе, и, завершая движение, снова опрокинула чашечку в рот, после
чего опять взялась за пасьянс. В зал вошли две женщины, одна приветственно
махнула официантам рукой в длинной перчатке, другая сразу направилась к
роялю, пианист сменил мелодию, и она запела:
In the days of old, in the days of gold,
In the days of forty-nine1.
("В те давние дни, золотые дни, в дни сорок девятого года"
(англ.) -старинная песня старателей-золотодобытчиков; 1849 г. положил начало
знаменитой "золотой лихорадке" в США)
В отель я вернулся пешком, далеко за полночь. Ночной портье вручил мне
билет на филадельфийский поезд, и я отправился в бар, который назывался
"Blue bar" - "Голубой бар", сидел там, медленно пил виски "Кентукки" и не
хмелел. Я брал со столика открытки с видом отеля и писал разным людям, в том
числе и тем, кому никогда еще не писал. В вестибюле я купил в автомате
авиамарки и там же опустил открытки в ящик. Потом вернулся в бар, устроился
там в широком кожаном кресле, на котором можно было вертеться, и долго
держал стакан перед собой на ладони. Иногда, склоняясь к стакану, я отпивал
маленький глоток. Подошел бармен и поставил пепельницу на соседний столик,
там сидела старая женщина, время от времени она хихикала. Потом всякий раз
доставала из плетеной сумочки записную книжку и что-то черкала маленькой
серебряной шариковой ручкой. Наконец я второй раз за эту ночь почувствовал
усталость, взял из стопки открыток еще одну и пешком поднялся в свой номер.
Открытку я надписал на ходу и бросил ее в прорезь для писем в холле на своем
этаже. Я слышал, как она шуршит, падая вниз.
На полу в номере белел листок бумаги. Решив, что это записка, я поднял
его. Оказалось, это всего лишь визитная карточка хозяина отеля, она лежала
на вазе с фруктами и, видно, упала оттуда. Я позвонил вниз и попросил
включить кондиционер. Потом, даже не помывшись, лег в постель и раскрыл
"Зеленого Генриха".
Я читал о том, как Генрих Лее в школе нажил себе первого врага. Это был
его одноклассник, он вызывал Генриха на спор из-за всего, что происходило
вокруг и в природе: на какую штакетину в заборе сядет птица, на сколько
согнется дерево под ветром, какая по счету волна на озере окажется самой
большой. Генрих превратился в заядлого спорщика, и он проигрывал, а потом,
когда ему нечем стало расплачиваться, оба, теперь уже врагами, встретились
однажды на узкой горной тропке. Они молча бросились друг на друга и дрались
с тупым ожесточением. С убийственным спокойствием Генрих подмял под себя
своего врага и время от времени бил его кулаком в лицо, испытывая такую
дикую горечь, какой ему больше никогда не довелось испытать. Вскоре ему
пришлось бросить школу и переехать в деревню, где он впервые свободно
взглянул на природу и неожиданно ощутил потребность рисовать.
Я вырос в деревне и не могу взять в толк, как это природа может дать
чувство свободы; меня она только угнетала или в лучшем случае внушала
чувство неуюта. Скошенные поля, фруктовые деревья, пространства лугов всегда
были неприятны мне и казались зловещими. Я знаком с ними слишком близко: по