"Ричард Хелл. Пустоид" - читать интересную книгу автора

поднимается, словно занавес, открывая роящуюся грязь и трепещущие
внутренности всевозможных размеров, цветов и форм. Это такое особое место,
где только пустые плавательные бассейны. Сухие листья кажутся крепче
обычного. Ты садишься. Чувствуешь, как ветер дует сквозь ребра. Смотришь на
небо, как будто только что вышел с улицы в кинотеатр. Все остальное - во
тьме. Ты ложишься на землю, головой в грязь, и смотришь, как фарфоровая
эпопея наследует землю. Синяя задница неба пускает ветры фарфоровых облаков,
и те расходятся рябью с утонченным изяществом балерины или пшеничного поля
на переполненном стадионе. Это забавно. Кто бы поверил, что все так здорово
подойдет? - повторяет про себя любовник убитой женщины в пароксизмах
припадочного веселья, лежа голым в кровати и сжимая в объятиях свою кожу.

***

Что-то растет, обретает форму.
- Мэри, откуда мы знаем, что это будет - хорошее или плохое? Мы вообще
ничего не знаем. Вчера я был репортером в газете, сегодня... я в ответе за
целую землю... никто никогда не узнает... может быть... что-то растет,
обретает форму. Кто-нибудь видел такое прежде? Но вот оно - происходит. У
меня на глазах. Уничтожить его или дать ему вырасти? Запихаю, пожалуй, в
него бутылку из-под 7-Up. Интересно, откуда взялась эта штука? Появилась
случайно? Или те, кто послали его сюда, сейчас наблюдают за нами? Или,
может, оно разумно и само наблюдает за нами? Не важно! Если дать волю
воображению, тогда мы точно сойдем с ума. Следует действовать, исходя только
из очевидных фактов. Обходиться с ним так, будто оно здесь свое, пока не
докажем обратного. Экспериментировать с ним осторожно. В соответствии с
намеченным планом. Ведь мы с тобой - очень добропорядочные. Прикоснись к
нему, Мэри, сожми его - и посмотрим, что будет. Мы замечательно повеселимся.

***

О, Алабама! Ты даришь нам столько счастья. Какая площадка для игр. Без
единого слова ты снимаешь с себя ожерелье озер и надеваешь его мне на шею.
Изумруды. Бриллианты. Рубины. Алабама, спасибо, мэм.
Но сейчас вечерний нью-йоркский свет льется на плюшевую обивку моего
кресла. Квартира запущена: комья пыли под мебелью, стены все в трещинах,
потолок - в разводах, обрывки скотча повсюду, полы вспучились, никакой еды
нет и в помине. Внизу на лестничной площадке дрыхнет какой-то алкаш.
Когда начинает смеркаться, я включаю свет, и орды тараканов разбегаются
по стенам, когда я перехожу из комнаты в комнату. Горечь скапливается во
рту. Сегодня будет полнолуние. На долю секунды у меня из груди вырываются
слабые язычки синего пламени. Хочется кого-нибудь удавить или что-то
сожрать. Скитаясь по четырем комнатам, я умоляю со слезами на глазах -
пожрать, хоть что-нибудь.
Отвратный разум вампира медленно перетекает из одной камеры пыток в
другую, по пути полосуя тонкую паутинку-мембрану стен мозга бритвами,
сжатыми в маленьких пальчиках на отростках крыльев (получаются длинные
тонкие пузыри, похожие на красные сверкающие шары, что надуваются из
разрезов на стенах), и вдруг замирает в укромной кромешной тьме, страшась
затаившегося за углом ужаса. (Хотя ему, как и тысячам других, больше всего