"Гелиодор. Эфиопика (Отрывки) (Пер.А.Егунова) " - читать интересную книгу автора

страдая обычной болезнью евнухов - ревностью, уже давно враждебно относился
к Феагену из-за всего, что видел и подозревал: сейчас же он заковал его в
железные узы и стал мучить голодом и оскорблениями, заперев в темной тюрьме.
Феаген знал, в чем дело, но сделал вид, будто хочет узнать, за что его
мучат, однако евнух не давал никакого ответа, но со дня на день затягивал
пытки, муча Феагена более, чем это желала и поручила Арсака. Доступ к
Феагену был закрыт для всех, кроме Кибелы: так было приказано. Она же
приходила часто, делала вид, что тайком приносит ему пищу из жалости,
вызванной близким знакомством, на самом же деле она хотела узнать, как он
теперь настроен, поддался ли пыткам, не смягчился ли. Но Феаген был тогда
еще более мужествен и еще более давал отпор всем покушениям: тело его
страдало, но душевное целомудрие возрастало. Гордой радостью наполняла его
превратность судьбы, до сих пор возвышавшая лишь скорбь, но теперь
позволившая ему, наконец, обнаружить свою верную любовь к Хариклии. Лишь бы
только Хариклия узнала об этом, для него это было бы величайшим благом. Так
постоянно призывал он Хариклию, свой светлый луч, свою душу.

[Хариклию же Арсака и Кибела решили отравить, но по счастливой случайности
кубок с ядом выпила не Хариклия, а сама Кибела. Тогда Хариклию обвиняют в
отравлении старухи и судят.]

9. А вельмож персидских, имевших право решать общественные дела, судить
и приговаривать к наказанию, Арсака через посланного пригласила собраться
завтра на суд.
Наутро они пришли, сели, и Арсака приступила к обвинению Хариклии в
отравлении. Изложение положения вещей она нередко прерывала слезами о своей
погибшей кормилице, столь для нее ценной, столь преданной. Самих судей она
брала в свидетели того, как она приютила эту чужестранку, оказывала ей
всяческое расположение, и вот чем та отплатила. Словом, Арсака оказалась
самой суровой обвинительницей.
А Хариклия, совсем не защищаясь, признавалась в возводимом на нее
преступлении и подтвердила, что она дала яд, прибавив, что и Арсаку она с
радостью бы погубила, если бы ее не задержали до того. Кроме того, Хариклия
стала прямо-таки поносить Арсаку, чем всячески вызывала судей вынести более
строгий приговор.
Ведь ночью в тюрьме Хариклия все, что с ней случилось, Феагену
рассказала, сама от него все узнала и обещала, если понадобится, принять
смерть, какую бы ей ни назначили, лишь бы только положить конец
существованию несчастному, скитанию напрасному, року безжалостному. Они
простились навсегда, - так им казалось. А положенное вместе с нею при
рождении ожерелье, которое она всегда старательно скрывала, в этот раз
Хариклия повязала под одеждой на чреве, словно некое надгробное приношение
сама для себя сберегла.
Вот почему она призналась во всем, в чем ее обвиняли и что ей грозило
смертью, и даже присочинила то, в чем ее и не обвиняли.
При таком положении дела судьи тотчас же едва не назначили ей самой
суровой персидской казни, но, тронутые ее видом, молодостью и неотразимой
прелестью цветущего возраста, присудили ее к казни на костре.
И вот сейчас же ее схватили палачи и вывели недалеко за городскую
стену. Глашатай несколько раз возгласил, что ее за отравительство ведут на