"Альфред Хэйдок. Маньчжурская принцесса" - читать интересную книгу автора

исступлении страсти головами. Пышущие пламенем губы рвали там огненные
поцелуи с дымившихся ртов...
Да, этот человек всегда отличался от нас, обыкновенных уравновешенных
людей. Только он мог, покидая концертный зал, изливаться мне в странных
жалобах.
- Почему мир так жесток? В нем есть волшебные звуки, музыка, говорящая
духу о любви и вечной красоте, которых мы никогда не встречаем среди
людей, и окрыляющая его возвышенным обманом.
Это он, первый раз услышав гавайскую мелодию, распродал все пожитки и
поехал на родину этих стонущих мелодий, чтоб остаться там навеки... Но так
же быстро он вернулся оттуда возмущенный и говорил, что Гавайи - громадный
публичный дом для команд и пассажиров тихоокеанских судов!
По его мнению, счастье и любовь покинули эту страну, как только там
стали высаживаться купцы и чиновники цивилизованных стран... Он был
жестоко обманут!
И гибель этого человека началась как раз с того дня, когда он приехал
ко мне, в затерянный в горной стране Чен-бо-шань, китайский городок.
Я сдавал там китайскому коммерсанту партию жатвенных машин и имел
неосторожность написать Багрову про прелесть окрестных гор с вечно сизой
пеленой дымчатого тумана и про девственные трущобы.
А через три дня после отправления письма Багров рано утром появился в
моей комнате и со смехом стал тормошить меня в постели: я еще не встал.
В тот же день, после обеда, сытые маньчжурские лошадки затрусили под
деревянными седлами, унося нас в горы, которые мне хотелось показать
своему Другу.
Багров шутил и смеялся всю дорогу. Впоследствии я не раз задумывался,
как этот человек, так чутко реагирующий на тончайшие влияния, не смог
предвидеть роковых последствий этой поездки? А, впрочем, то, что нам
кажется несчастьем, для него было, может быть, наоборот!
Мы проехали часа два, и тогда я протянул руку.
- Вот - посмотри!
Видели ли вы когда-нибудь некоторые из удачнейших творений Рериха?
Замечали в них за какимнибудь холмом нашего севера, ничего особенного
собой не представляющим, неизмеримую глубину бледных северных небес, в
которой вы сразу чувствуете седую вечность, космическое спокойствие и
такую даль, будто она раскинулась за гранью недосягаемых миров?
Одного взгляда на такую картину уже достаточно, чтобы вас потянуло и
понесло ввысь... Такова была и местность, куда я привел Багрова.
Долина, стиснутая с обеих сторон мощными скалами, быстро расширяясь по
мере продвижения вперед, переходила в широкий луг и оканчивалась с третьей
стороны тупиком, упирающимся в полушарие мягко закругленного холма. В
противоположность окружающим вершинам на этом холме не было леса, а весь
он, как ковром, был устлан светло-зеленой травой и усыпан огненными
одуванчиками, ромашками и еще какими-то белыми цветами Лишь один этот холм
блистал в солнечных лугах среди хмурой и сумрачной зелени окружающих высот.
Был ли то закон контраста или что-то другое, недоступное человеческому
разуму, но, как нигде, невыразимая даль и глубь небес чувствовались над
ним.
И вся она, эта возвышенность, казалась, прямо подставляла могучую
выпуклость своей груди ясному небу, чтобы постоянно глядеть в очи