"Борис Хазанов. Страх (Повесть ни о чем) " - читать интересную книгу автора

Леонидом X., сыном приличных родителей, а только одинокой плотью, тоскующей
о материнском чреве. И я рос: из новорожденного младенца, копошащегося у ее
ног, я вырос в неотвратимое. Боли не было: ее руки быстро и заботливо
сделали все что нужно, - она ждала боль, искала ее, но боли все не было.
Она ждала боль... но я блуждал и ошибался - пока Бог, смотревший на нас из
окна, не сжалился надо мной, над нами. Я услышал сдавленный стон... В одно
мгновение все было кончено. Жизнь покинула меня. В последних содроганиях я
опустился на дно глубокого водоема, в мягкие водоросли. И она разделила со
мной мою смерть.
Едва заметным движением бедра она дала понять, что ей тяжело. Я
перевалился на край дивана, лежал спиной к ней. Через раскрытое окно к нам
донеслись звуки города. На полу, возле самого моего лица, метались,
наскакивая друг на друга, две мухи. Тихий, до жути отчетливый мир подъехал и
стал предо мной во всем своем карикатурном убожестве.
Мне было стыдно. То, что случилось с нами, казалось мне отвратительным:
спешка, трясущиеся руки... Как мы теперь взглянем друг другу в глаза?
И за всем этим - другая мысль: теперь мы связаны, скованы цепью. А
вдруг на самом деле что-нибудь со Светланой стрясется и она рухнет вниз
сквозь этажи - значит, и я?.. "У нас в доме чума..." - вспомнилось мне.
Как ни странно, я чувствовал сильный голод. Это отвлекло меня. Я
пошевелился.
"Свет..."
Она отозвалась откуда-то издалека:
"Ну?"
"Ты спишь?" - задал я нелепый вопрос.
"Нет".
"Слушай,--сказал я.--Может, что-нибудь перекусишь?"
Мое предложение повисло в воздухе, как протянутая рука. После долгой
паузы я спросил:
"Свет, ты на меня сердишься?"
Ее голос ответил: "За что?"
Она коротко вздохнула.
"Уходи".
Я не понял.
"Ну чего ты лежишь,-- сказала она. - Мне нужно привести себя в
порядок. Иди,-- я не смотрю".
Я встал и с камнем на сердце, придерживая одежду, выбрался в коридор. Я
вышел на кухню. Там я долго сидел один на один с громадным никелированным
чайником.
Из чайника на меня глядел уродец с огромной опухолью вместо носа,
которая надвигалась на меня, словно локомотив на одинокого пешехода.
Порывшись на полках, я нашел засохшие соседкины галеты, после чего, с
грохотом разгрызая их, предался размышлениям.
Из окна кухни был виден наш двор, где каждый уголок был частицей
детства. Вот пожарная лестница - я чувствовал на своих ладонях ее железные
перекладины; а вон старый, испещренный выбоинами и надписями мелом кирпичный
брандмауэр.
Свет падал на него косо, летний день переломился. С необычайной
ясностью мозг выложил передо мной, как карты на стол, события этого дня. Их
было, в сущности, только два,-- странно связанные одно с другим, они в то же