"Борис Хазанов. Пока с безмолвной девой" - читать интересную книгу автора

"Знаете что,- сказал я ему.- Очень вас прошу. Не задавайте мне никаких
вопросов".
"Но вы даже не знаете, почему я спросил".
"Все равно; ни о чем меня не допрашивайте".
"Помилуйте, какой же это допрос! Так... все-таки?"
"Не помню".
"А вы вспомните".
"В ящике письменного стола,- сказал я,- лежала большая фотография, где я на
руках у моей матери. Мне, наверное, было меньше года".
Пассажир сказал:
"Она и сейчас там лежит".
"То есть где это там?"
"Там, где вы сказали. В письменном столе".
"О чем вы? - вскричал я.- Никакого письменного стола давным-давно не
существует".
"Верно,- сказал он мягко,- но в каком-то смысле все-таки существует. Так же
на фотографиях человек продолжает жить, хотя, может быть, его давно уже
нет... А более поздние?"
Я ответил, что была еще карточка, на которой я был снят во весь рост, в
бархатном костюмчике и с бантом на шее. "Знаете,- и я рассмеялся неожиданно
для себя самого,- бант - это была просто мука. Меня тоже в детстве принимали
за девочку. Худшего оскорбления нельзя было придумать".
"Вот видите, надо было и мне повязать ему бант. Сходство было бы еще
заметней.- Он помолчал.- Ты все еще не узнаешь себя?"
Разговор в самом деле затянулся, а я так и не решил, что делать, сойти на
ближайшей станции или ехать дальше; я устал говорить на чужом языке и уже не
был уверен, что правильно понимаю моего собеседника. А между тем было ясно,
что мы только подбираемся к главному, и остановиться было невозможно, как
невозможно было затормозить движение поезда.


5. Туннель

Пассажир вытянул за цепочку из кармашка брюк серебряные часы, отколупнул
крышку.
"Вы хотите сказать..." - пробормотал я.
"Надо будет свериться на ближайшей остановке, похоже, что мои часы отстали.
Вероятно, мы в другом часовом поясе... Впрочем, какая разница. М-да. Вот
именно,- сказал он, щелкнул крышкой и спрятал часы.- Именно это я и хочу
сказать. Вас это удивляет, но, в сущности говоря, как бы вам объяснить.
В дороге все бывает. Мне кажется, вы того же мнения".
Я не знал, что сказать, чем ему возразить, и моя физиономия, как можно
предположить, приняла глупое выражение. Он продолжал:
"Дорога - это великая вещь. Можно встретить кого угодно. Можно разговориться
с человеком, которого вы не удостоили бы в обычной жизни и двумя словами.
Можно встретиться с теми, кого вы не только никогда больше не увидите, но и
не могли бы увидеть в обычной жизни".
"Что значит - в обычной жизни? Знаете ли вы, кто я?"
"Ungefa╕hr. (Приблизительно.) Сиди спокойно,- сказал он мальчику.-
Хочешь ко мне на коленки? Или к дяде. Не бойся, ведь это ты сам".